Чужая кровь
Шрифт:
– Какой еще газеты?
– Да ихней, французской, коммунистической.
– «Юманите», что ли?
– А шут ее знает, как она называлась. Так вот, я думаю, замуж за француза она тоже специально вышла. Тогда ведь какие времена были? С иностранцем даже поговорить опасно было. Могли ведь и в измене родине обвинить. А тут дочь генерала советской армии выходит замуж за француза! В те времена это могло здорово подпортить Федору Семеновичу карьеру. Но как-то, слава Богу, обошлось, хотя и пришлось генералу нашему понервничать. А Машенька уехала из дома, даже не попрощавшись толком, и ничегошеньки
Фрося снова берет рукоделие, начинает ковыряться в нем штопальной иглой и добавляет, давая понять, что сказала все и больше откровенничать не намерена:
– Ни к чему теперь старое поминать. Лучше позабыть все раздоры. Вот и ты не вороши былое. Иди-ка покушай – я там тебе на кухне на столе оставила перекусить немного, как проснешься – пирожки свеженькие в тарелке, накрытые салфеточкой и морсик в графинчике в холодильнике.
Понимая, что из Фроси я больше ничего не вытяну, выхожу из ее комнаты и, вспомнив про предложенные домработницей пирожки, чувствую, как в желудке урчит от голода. Пожалуй, заверну на кухню и съем что-нибудь.
Поднявшись на первый этаж, я на цыпочках захожу в гостиную, чтобы не разбудить Андрюшку, если он уже лег спать. Зря стараюсь. Диван, уже застеленный для его ночевки, пуст. Похоже, братец где-то шляется.
И в этот момент со стороны кухни до меня доносится его стон…
Глава 16
Я уже собираюсь броситься брату на помощь, но тут до меня долетает еще один его стон, а затем его слова:
– Ох-х… Хорошо… М-м-м… Вот так…
С кем это он?
Я осторожно крадусь по гостиной, освещенной лишь небольшим настенным бра, к кухне и заглядываю внутрь – никого. Звуки доносятся из кладовки для продуктов.
– О-о-о… Ну ты даешь… И где только этому научилась…
Уже прекрасно понимая, что братец просто с кем-то блудит, и закипая по этому поводу праведным гневом, я пробираюсь в кухню.
Свет здесь не включен. Бледного сияния лунного серпа из окна, за которым совсем стемнело, едва хватает, чтобы различать контуры предметов. Я случайно задеваю рукой стоящую у стены швабру, успеваю ее подхватить, но она все же стукается об стену. Этот звук раздается очень отчетливо в ночной тишине.
Пара в кладовке замолкает, очевидно, прислушиваясь.
Потом раздается приглушенный женский голос:
– Показалось, наверное… На чем мы остановились?..
Женщина издает тихое хихиканье, но голос брата резко обрывает ее:
– Все. Хватит развлекаться. Нас тут могут в любой момент застать.
Женщина капризно произносит:
– Но я так по тебе соскучилась!
Ба! Да это же голос Лидочки!
Андрюшка раздраженно отвечает ей:
– Ничего.
– Малыш, но я не могу без тебя! И больше не хочу вести эту дурацкую игру в «невесту» и столетнего «жениха»!
– И что? Будем снова встречаться в твоей крошечной съемной комнатке в самой жопе Москвы, в Люберцах, или в генеральской квартире под носом у Деда? Тебя это устраивает? Ты же мечтаешь, чтобы мы поженились. А где мы тогда будем жить? И на что? Старый жмот в последнее время дает мне все меньше денег. Ты понимаешь, что это – наш единственный шанс одним махом решить все проблемы? Знаешь, каких трудов мне стоило уговорить Деда взять именно тебя в сиделки? Он же, зараза, такой недоверчивый. Собирался выписывать себе приходящую медсестру из ведомственной поликлиники.
Голос Андрюшки становится вкрадчиво-ласковым:
– Детка, ну потерпи еще немного! Неужели так трудно немножечко притвориться?
Лидочка говорит с отчаянием:
– Ты не понимаешь! Я же не проститутка какая-то! Я сколько могла, старалась, заигрывая, держать его на расстоянии, но этот противный старик постоянно меня лапает. А вчера вечером, после того как объявил всем о нашей свадьбе, старый пердун в спальне залез на меня и попытался… Да меня чуть не стошнило от отвращения! У меня уже сил нет ему улыбаться и притворяться любящей и заботливой невестой!
Андрюшка обрывает девушку жестким тоном:
– Прекрати истерику! Мы же с тобой уже сто раз все обсуждали. Выходишь замуж и при первом же случае, когда у Деда подскочит давление, – а у него это бывает чуть не через день – колешь ему вместо понижающего давление лекарства укольчик адреналинчика. Старичок хватается за сердце. Обширный инфаркт. И все – ты снова свободна, и в наследники попадаем не только мы с сестрой и Мария, но и ты, как вдова, а значит половина наследства – наша с тобой. А может, еще и придумаем, как отодвинуть в сторону Альку и тетку. А если Дед не соврал и переписал на тебя завещание, тогда вообще всё клёво.
– Малыш, я боюсь.
– Чего ты боишься, глупая? Насчет укольчика не беспокойся. Копать никто не будет: ведь у него уже были проблемы с сердцем, поэтому никого не удивит, что он помер от инфаркта. Тут все будет чисто. Бояться нечего. Я же тебе объяснял.
– Я не смогу. Это же убийство!
– Перестань говорить ерунду! Представь, что ты случайно перепутала ампулы. Дед уже очень старый. Ему все равно не сегодня-завтра помирать.
Слышится всхлипывание, и брат идет на попятную:
– Ладно. Не будет укольчика. Но тогда неизвестно, сколько нам с тобой еще придется терпеть. А если Дед проскрипит еще лет двадцать? А? Будешь так долго сносить его приставания? Или, думаешь, я тебя буду столько ждать?
Всхлипывание переходит в звуки тихого плача.
– Ну хватит рыдать, – говорит брат. – Ничего ведь еще не решено. Ты сперва жени старика на себе, а там посмотрим. А то, похоже, кто-то хочет Деда травануть. А нам очень надо, чтобы он дожил до свадьбы, да, детка?
Лидочка, кажется, немного успокаивается и голосом, в котором еще слышны слезы, произносит: