Чужая осень (сборник)
Шрифт:
— Константин Исакыч, — орал водитель, тыкая пальцем в сторону окна, — мне только соляры семьсот литров, а… А вы знаете, сколько она там стоит, у пиндюрасов этих?
Из недр промасленной куртки дальнобойщик выхватил портмоне, напоминающее размерами портфель.
— Я в последний раз вообще…, — продолжал он волновать производственными подробностями Котю, — во, смотрите… Вот рубли, эти белорусские «зайцы», «цветочки» с Прибалтики, карбованцы Украины, злотые, доллары — у меня мозги опухли.
— Не бери дурного в голову, — попытался успокоить подчиненного
— А вот их курсы один до одного, и каждый день меняются. Я ж не бухгалтер очкатый…
— Но-но, — недовольно взъерепенился Котя, поблескивая толстенными стеклами очков.
— Каждый день переписываю, — продолжал гнуть свою линию дальнобойщик, — а мне еще ребята сказали, что каких-то сомов будут вводить. Я ж после таможни рэкету когда вместо долларов рубли давал, они чуть машину не спалили. А где я после таможни доллары возьму? И соляра, Константин Исакыч…
Котя прервал этот поток косноязычного красноречия движением руки. Он открыл стоящий возле роскошного кожаного кресла фирменный сейф «Саньо» и достал из него внушительную пачку «зелени».
— Сколько? — лаконично спросил Котя и водитель тут же перестал рассказывать о трудностях жизни общества в его переходный период.
— Пятьсот, — выпалил водитель и, мгновенно отведя взгляд, стал изучать картину Верещагина на стене.
— Получи двести и скажи спасибо, — заметил Котя.
— Спасибо, Константин Исакыч, — сгреб со стола деньги водитель, которого сходу перестали смущать постоянно прыгающие курсы так называемых денег.
— И по дороге завези бумагу в газету, — скомандовал Котя.
— Тонн десять, больше не войдет, у меня там бочки, — заметил дальнобойщик.
— Ты может быть поинтересуешься, в какую газету нужна бумага, вместо твоих дурацких бочек, а? — повысил тон Котя.
— Так в «Южное обозрение», как в прошлый раз, — продолжал доказывать свою осведомленность водитель.
— На этот раз — в «Южноморский гудок», — перешел на свой обычный тон Котя и нежно добавил: — чтоб он уже лопнул.
Водитель ухмыльнулся, потопал к двери.
— А не влезет бумага, так чтоб ты мне свои бочки выкинул, — скомандовал ему вслед Гершкович и доверительно поведал:
— Если бы ты знал, сколько мне стоит эта независимость газет.
Я почему-то подумал, что очень скоро тоже буду оплачивать услуги независимой прессы, но вслух высказался по другому поводу:
— Котя, то, что твой водитель дурак — это полбеды. Но дурак с инициативой — это уже опасно.
— А ты вообще встречал в своей жизни безынициативных дураков? — беззлобно заметил Котя и добавил: — Тебе нужно хоть изредка смотреть телевизор. Кофе хочешь?
— Я надеюсь, фирма «Олимп» не станет угощать своих клиентов из жестяных кружек, — традиционно намекнул я на непритязательные вкусы своего давнего партнера. — Да и от бразильского у меня изжога…
Вместо ответа Гершкович ткнул в кнопку селектора
— Полчаса буду занят…
Но Котин секретарь вместо этого руководства к действию выдал свои соображения:
— Через двадцать минут встреча с канадцами.
Гершкович отпустил кнопку селектора, щелкнул себя по роговой оправе очков и самокритично заметил:
— Чем больше лысина, тем короче память. Но, надеюсь, двадцати минут нам хватит, чтобы выпить кофе.
Комната отдыха генерального директора концерна «Олимп» находилась за роскошно отделенной панелью с резными мифологическими фигурами. Может кто-то бы и удивился, попав в эту святая святых Гершковича, но только не я. Зная простецкие вкусы Коти, я даже ре надеялся увидеть в этой комнате двуспальную кровать «Людовик», где нежилась бы интересная девочка, в одежде которой преобладали бриллианты. А так — все в старом порядке: узкая койка солдатского образца, пара удобных, но старых кресел и стоптанные тапочки на вытертом коврике. Передо мной Гершковичу не нужно делать рыло преуспевающего бизнесмена, привыкшего жрать с золотых тарелок.
Котя собственноручно поколдовал с японским агрегатом и вместо алюминиевых кружек разлил мой каждодневный допинг в чашечки с изображением античных героев.
— Наконец-то впервые вижу практическую отдачу от произведений искусства, — сказал я, сбрасывая пиджак, — давненько не доводилось заниматься дегустацией из изделия завода Сафронова. Зато кофейник, вижу, у тебя гарднеровский.
— Эти чашки так бьются, — посетовал Котя, — я одного американца угощал. Так эти деятели больше к пластмассе привыкли. А ты до сих пор играешься в казаки-разбойники?
В ответ на критическое замечание я поправил белую плечевую кобуру, будто бы сидящий в ней «ЗИГ-Зауэр» сильно натирает подмышку и заметил:
— Котя, родной, благодаря этим играм ты еще ни разу не пожаловался на качество товара. Или твоя коллекция ежегодно не растет в стоимости, круче любых акций?
— Я сильно сомневаюсь, что ты лично приперся до меня по поводу очередной порции картин, — ответил Котя, — так что, учти, времени маловато. Эти канадцы… Скажу тебе честно, у половины тех, кто до нас едет, вместо голов — тухисы. А остальная половина на две трети из таких аферюг… Ладно, высказывайся, или мои советы когда-то тебе вредили?
— Ни разу, Котя. Меня интересует, чем занимается фирма «Аргус».
— Тем, чем занимался ты много лет назад. Ой, ладно, слушай без намеков. Год назад, еще по тем делам, мне нужно было срочно перекинуть пару кило металла. Но вполне официально, а не так, как это делалось раньше. Пришел человек из «Аргуса», предложил: три доллара грамм без лицензии или пять долларов грамм с лицензией. Но при этом предупредил — проходит только последний вариант, без лицензии «Аргус» не торгует. Скажу тебе честно, лицензия у меня будет на что угодно, хоть на вывоз кремлевской мумии, так что мы с ним не сговорились. А разрешение на вывоз того металла можно было получить на уровне Совмина…