Чужая осень (сборник)
Шрифт:
— А законно брать с людей налоги на содержание той же милиции, хотя все средства массовой информации визжат — она не способна защитить граждан? Мне подготовили любопытную справку: не надеясь на милицию, владельцы угнанных автомобилей обращаются по телевидению с просьбами о возвращении машин за СКВ непосредственно к угонщикам. К этому я могу добавить еще очень многое. Но главное — в другом. В период войн и смут волки плодятся чересчур сильно. Ваша так называемая лицензия на убийства может снизить их поголовье. Люди отдадут вам свои голоса только тогда, когда увидят: борьба с преступностью ведется по-настоящему. Интересно, если была бы возможность спросить у них: чьи действия они предпочтут — мои или ваши, как думаете, чтобы они выбрали?
Карпину
— Что касается вашего предложения по поддержке средств массовой информации, я не против. А насчет всего остального, мне нужно подумать.
Хотя Карпин строил из себя вполне самостоятельного человека, я уже знал, на кого он тянет одеяло. В конце концов, напрасно что ли Рябов рассказывал о своей бессоннице? Не напрасно. И больше того — не даром.
Как ты думаешь, Сережа, — спросил я Рябова, когда вновь очутился в своем офисе. — Он согласится?
— А куда ему деваться? — заметил Сережа. — Что, я зря спал всего два часа? Два часа в сутки. На столе в моем кабинете. Бока болят. Пусть только не согласится. Мы ему устроим здесь новую Чикагу.
— Сережа, Сережа, — мягко замечаю я, качая головой, — кипятиться — это же моя привилегия. Что с тобой?
— Не выспался, — откровенно признался Сережа и, немного помолчав, добавил: — Может он и не согласится. Но хозяин его знает, что делать. Так что здесь я спокоен.
— А в остальном? — спросил я, прикуривая от зажигалки-пистолета.
Рябов поморщился и ответил моей любимой фразой:
— Не волнуйся, все там будем.
Вот за что я ценю Сережу, так за самоотверженный труд и умение поднять настроение собеседнику.
16
Студент не высказывал особого сожаления по поводу своего творческого отпуска, а Саша привык к тому, что в минуты тяжелых испытаний он находится рядом с моим экспертом, заменяя ему повара, горничную и бронированную дверь одновременно. Я давно отказался от мысли требовать от Студента покончить с допотопными методами работы, до сих пор состоящих на вооружении наших музейщиков. Однако, прибегать к помощи компьютера старомодный Студент напрочь отказывается и по-прежнему возится со своими рукописными каталогами, получая, по-видимому, огромное удовольствие от рыскания по многочисленным полкам стеллажа с бесчисленными папками. Я очень дорожил Студентом еще и потому, что случись с ним какая-то неприятность, этот архив не разобрать и за несколько лет, пусть даже займутся им профессиональные искусствоведы и криминалисты.
Так что с компьютером вовсю работает Саша, стремясь покончить с вертолетно-танковой атакой братского кубинского народа, озверело выскакивающего на экран, чтобы осчастливить еще какую-то страну приобщением к построению коммунизма. Мне бы его заботы, воевать в собственной стране куда тяжелее, чем с агрессором, тем более, компьютерным. Я вздохнул от такой мысли и повернулся к Студенту, сидящему на огромной пачке книг:
— Тебе что-то удалось выяснить?
Студент неопределенно промычал. У каждого из нас свои привычки и Студент не любит выдавать информацию частями. Как, например, о собрании Франца Кенингса или панагии. Единственной панагии, хранящейся у Велигурова. Я наугад выбрал ее из длинного списка, стоившего жизни человеку Вышегородского, и Студент привел в ход свою громоздкую машину, дававшую сбои в исключительных случаях. И теперь я знаю, что лежит в квартире Велигурова, находящийся сейчас под двойным контролем, эта панагия, принадлежавшая отцу Филарету, вся из золота, украшенная христопразом, бирюзой, эмалью и резьбой по камню с рельефным изображением Христа, декорированная накладными гирляндами из цветного золота и узором из вьющихся стеблей синей эмали по гравировке.
Настоящее произведение искусства, стоившее отцу Филарету жизни. И грохнули священника не какие-то безвестные уркаганы, а лично
— Хотя бы что-нибудь, Студент, — чуть ли не прошу моего главного эксперта.
— Очень много произведений искусства, принадлежавших ранее знаменитым дворянским родам, — наконец-то снизошел к моему вопросу Студент. — В частности, мне уже удалось выяснить, что, например, одна из табакерок в золотой оправе принадлежала Алексею Голицыну. Работа конца XVIII века, судя по рукописной классификации, если, конечно, можно ей доверять. На крышке — рисунок, заимствованный из картины Удри — Лебедь и Борзая. Картина эта была выставлена в Салоне в 1740 году. К слову сказать, это была популярная тема в то время. Табакерка была моделирована из фарфора в Ненсене в 1752 году и вырезана из полудрагоценного камня на основании берлинской табакерки. Та находится в коллекции Роберта Лемана. А где находится эта?
— Не отвлекайся, Студент. Сколько раз тебе говорить: лишние знания не способствуют отменному самочувствию. Ты что, забыл, как проверял эту истину на собственном опыте?
Студенту явно были неприятны воспоминания о ночи, когда мое появление в этой же квартире было для него куда важнее явления Христа народу. Тогда Чен сумел только оглушить Студента, да и то после оплеухи, нанесенной рукой, свободно пробивавшей доски, мой эксперт две недели отлеживался. Прими я неправильное решение, Чен успел бы сжечь наш архив, а чтобы горящий вместе с ним Студент не испытывал особых страданий или, очухавшись, не разорался, собирался сенсей Чен взрезать ему горло украденным у Рябова ножом «Барракуда».
Эти воспоминания у Студента почему-то восторга не вызвали и, чтобы мне не пришлось повышать тон, он продолжал:
— Согласно официальным данным табакерка поступила в 1920 году в Воронежский музей пролетарского искусства. Через пять лет этот один из многочисленных так называемых революционных музеев был закрыт и табакерка поступила в «Антиквариат».
О дальнейшей судьбе табакерки Студент вряд ли что-нибудь знает. В то время «Антиквариат» перемалывал произведения искусства тоннами. Скорее всего, эта замечательная организация подхарчила табакеркой товарища Велигурова, чтобы он не забывал заботиться о ее нуждах или просто закрывал глаза на чересчур умелые действия своих поднадзорных. А самого Алексея Голицына еще в восемнадцатом году пролетарский меч правосудия отучил от вредного пристрастия к табаку. Вряд ли его наследники могут рассчитывать на свои дворцы или эту небольшую табакерку, несмотря на демократические перемены в стране.
Саша не без сожаления оторвался от расстрела диверсантов, залетевших в какую-то недоразвитую страну прямо с острова так называемой Свободы, и на прощание я заметил:
— Из квартиры Студента не выпускать. И ты, кстати, тоже не высовывайся.
— Я уже сказал жене, что уезжаю в командировку. Надолго, — ответил Саша.
— Как сын? — глава фирмы постоянно должен показывать своим людям, что он в курсе всех их проблем.
— На будущий год в школу пойдет, — улыбнулся обычно мрачный Саша.