Чужая жизнь
Шрифт:
Огибаю сельсовет, проскакиваю проулком мимо сарая, в котором теперь нет пленников. Нет и часовых, это я ещё прошлой ночью проверил. Бегу дальше. На площади грохнуло ещё раз — огонь добрался до второй машины. Короткая улочка, слева через несколько домов бывшая финская казарма, теперь там живут егеря в такой же форме, как и у меня. Здорово воняет пепелище склада. Ну, ничего. Попостятся. Говорят полезно. А нет пусть камрадами закусывают. Они, судя по запаху, пропитавшему все ближайшие улицы как раз нормально прожарились.
Проскакиваю через двор, перепрыгиваю через невысокий забор и втыкаюсь
Правой рукой выдёргиваю охотничий тесак, висящий у меня на груди, перехватываю его второй рукой и резко бью немца сверху в подключичную ямку. Навалившись всем телом, загоняю нож до рукояти, и тут же выдергиваю. Тёмная кровь окрашивает белую нательную рубаху. Немец, молча, рушится на землю.
На автомате нагибаюсь и вытираю нож о рубашку убитого мной человека. Потом загоняю нож обратно в ножны, подхватываю с земли брошенный автомат и бегу дальше. Огород, забор повыше, который преодолеваю уже с трудом.
«Навешал на себя дуболом, но продукты я не брошу. Я лучше автомат выкину, но потом». Проскакивает шальная мысль.
Следующая улица. По улице метров шестьдесят до первого проулка, проулок и ещё одна улица. Немцев здесь нет, а взрывы и всё усиливающаяся пальба на площади и вокруг неё слышны хорошо. Зарево осветило небо. Заскакиваю во двор, сбросив темп, быстро иду мимо дома, опять огород и вот уже видны тёмные туши баркасов. Перевести дух не успеваю, двойной стук по дереву, а затем тут же тройной. Торопливо стучу рукоятью ножа об автомат четыре раза. Фух. Стёпка здесь.
— Саша. Сюда. — Тут же слышу приглушённый голос своего напарника.
Молча, тяжело прохожу оставшиеся метры. Иду по мосткам и вижу покачивающуюся на воде небольшую лодку.
Ну, слава богу! Эту малютку я вплавь отбуксирую! Но в этом нет необходимости. Стёпка уже на вёслах. Кладу автомат на деревянный помост, становлюсь на колени и снимаю ранцы. Как мешок с плеч скинул. Мешок и скинул, килограммов сорок точно есть. Передаю их Степану, и он перекидывает груз на нос лодки, там еще, что-то лежит.
Всё. Гружусь в лодку и сажусь на кормовую банку. Ждал седалищным нервом деревянное сиденье, а уселся на что-то мягкое. Молодец напарник. Заботится о руководстве. Отталкиваемся руками, по пути прихватываю с причала автомат, и Степан вгрызается в воду вёслами. Только тут я перевожу дух и оглядываюсь назад.
Зарево приличное, суматошная стрельба утихает, но вторичные взрывы бензобаков, моих «лимонок» и боеприпасов, лежащих в грузовиках, ещё проскакивают. Зарево — это хорошо. Проще будет ориентироваться на воде
Только сейчас оглядываю на чём сижу. Повоевал Степан. Два комплекта немецкой формы, камуфляж и сапоги на дне лодки, у меня в ногах автомат без магазина и немецкий карабин с оптикой. Где этот хомяк всё это хозяйство нарыл? Только сейчас разглядел, что Стёпка одет и сухой.
— Ты где всё это взял? — Спрашиваю. Интересно же.
— Где взял? Где взял? Купил. —
— Не тебе одному воевать. Кому рассказать не поверят, а Ристо слюной изойдёт. Забрал у Ристо твой волшебный сапог и прибил секрет. Ночью я ещё не плавал. Как ты это делаешь? Всё как по маслу прошло. — Вижу, как Стёпка улыбается, хотя грести ему тяжело — ветер дует справа в бочину. Как пить дать нас снесёт в сторону берега, где я снайперов обидел.
— Голову включаю перед боем. И вас всех так обучу. Нам с тобой ещё до Берлина топать. Устанешь, скажи. Сменимся. Я выспался.
— Нормально. Я тоже выспался. — Ответил Степан, размеренно ворочая вёслами. Так и не пришлось мне за вёсла сесть. Не пустил меня Стёпка порулить.
На рассвете дошли мы до нашего острова, хотя нас действительно слегка снесло, но и ветер под утро немного утих. Как ни хотелось мне сразу же уйти, но против ветра мы со Степаном не выгребем, а надо нам только в ту сторону, откуда дует ветер. Там куда он дует, мечутся голодные и озлобленные донельзя егеря.
Не дай бог попасться гитлеровцам сейчас. Вчера они своего верного помощника Гришу Лембоева в расстройстве прибили, а с нас вообще кожу с живых сдерут, если узнают, что это я им сегодня доброй ночи пожелал.
Интересно! Как там поживает хорошо говорящий по-русски эсэсовец? Слишком опытная скотина, мог и свалить в коридор или вообще спать в другой комнате. Хотя там вроде больше негде. У дальней стенки сельсовета расположены кладовки, а они все без окон. Я для этого последнюю растяжку и поставил. Если кто после гранат выживет, он первым делом из дома выскочит.
Прожили мы на острове два дня и ночь. Ветер сменился сильным дождём, потом опять ветром и снова дождём чуть ли не на весь день. Так что мы и помылись, и постирались, и выспались, и опять помылись, и постирались. Словом, скучно не было. Лодку мы вытащили на берег и с комфортом жили под ней. Заодно и пехотную лопатку наточил, которую оставлял в заначке. Может пригодиться на что-нибудь.
В процессе испортил две гранаты РГД — 33 — убил у них детонаторы, а вместо них вставил вытесанные Степаном короткие колышки. Теперь гранаты не взрываются, но выглядят как живые.
Нет. Если эту гранату не взвести, то она не взорвётся, но немцы и полицаи про это знают. Гробить «лимонки» на подобную подлянку мне было откровенно жаль, а с немецкими гранатами я не сильно понимаю, как обращаться — запал у них тёрочный.
К тому же у гранат Дьяконова замедление 3–4 секунды, как и на «лимонке» и немцы тоже про это знают. Из окопа её не выкинешь и не отфутболишь, как немецкую «колотушку» и надо либо ныкаться, либо из окопа выпрыгивать, либо молиться если успеешь.
У немецких гранат, что у М-24, что у М-39 тёрочный запал и горит он 6–7 секунд. Опытный солдат легко её от себя откинет, а неопытных егерей не бывает в принципе. У М-39, правда, есть запалы с разным временем замедления, но у меня они тоже заканчиваются, да и компактнее они — носить их удобно. Поэтому и «убивал» гранаты Дьяконова — мне их не жалко, а «убитая» таким образом граната в нашей нелёгкой жизни может и пригодиться. Мало ли придётся в дом зайти без приглашения?