Чужестранка
Шрифт:
Внезапное осознание того, что мои родственники действительно живут возле Компьена, потрясло меня.
– Вот как? Но вы там ни разу не были?
Я поднесла к губам бокал и кивнула в ответ, потом прикрыла глаза и глубоко вдохнула запах вина.
– Нет, – заговорила я, не поднимая век. – Я никогда не видела никого из них.
Подняв глаза, я увидела, что Колум пристально смотрит на меня.
– Я ведь говорила вам об этом.
Он невозмутимо кивнул:
– Да, говорили.
Глаза у него были дивные, серого цвета, обрамленные густыми черными ресницами. Очень привлекательный мужчина Колум Маккензи – по крайней мере, верхняя часть Колума.
Я снова повернулась к Колуму, который невидящим взглядом смотрел на какое-то украшение на стене.
– А еще я говорила вам, – вдруг сказала я, выводя его из состояния транса, – еще я говорила, что хотела бы уехать во Францию как можно быстрее.
– И это вы говорили, – подтвердил он любезно и снова взялся за графин, вопросительно приподняв одну бровь.
Я протянула свой бокал, показав, что прошу налить немного, но Колум в очередной раз наполнил сосуд до краев.
– Да, но, как я говорил вам, миссис Бошан, – сказал он, глядя на льющееся вино, – вам лучше задержаться здесь до тех пор, когда условия для вашей поездки станут благоприятными. В конце концов, к чему торопиться? Сейчас только весна, а месяцы перед осенними штормами более благоприятны для того, чтобы пересечь Ла-Манш.
Он поднял графин и пристально посмотрел на меня.
– Если бы вы сообщили мне имена ваших родственников во Франции, я мог бы написать им, чтобы они приготовились к вашему приезду.
Я понимала, что он манипулирует, но могла лишь пробормотать в ответ нечто невразумительное вроде «да-хорошо-может-попозже» и, извинившись, сослалась на необходимость кого-то повидать по делу до начала концерта. Гейм и сет остались за Колумом, но это еще не весь матч.
Предлог для моего исчезновения был не совсем фиктивным, и у меня ушло довольно времени, прежде чем, поблуждав по темным комнатам, я нашла нужное место. Возвращаясь – все еще с бокалом в руке, – я вышла к освещенному входу в холл, но тотчас поняла, что это нижний вход, дальний от того места, где сидит Колум. С учетом обстоятельств это меня вполне устроило, и я незаметно пробралась в длинный зал, проталкиваясь через группки людей к одной из скамеек у стены.
В верхнем конце зала я заметила щуплого человечка, который, судя по маленькой арфе в руках, и был бардом Гуиллином. Колум махнул рукой, и слуга поспешил принести барду стул, на который тот уселся и принялся настраивать арфу, легкими движениями касаясь струн и приложив ухо к инструменту. Колум налил из своего графина бокал вина и, жестом подозвав к себе слугу, передал с ним бокал барду.
– Он потребовал дудку, он потребовал чашу и три скрипки велел принести-и-и [12] , – пропела я весело себе под нос и встретила недоуменный взгляд Лаогеры. Она сидела неподалеку; у нее за спиной висел гобелен с изображением охоты, вернее, на нем шесть длинных косоглазых собак гнались за одним-единственным зайцем.
12
Клэр цитирует строки из английского детского стишка про короля Коула «Old King Cole».
– Не перебор, как вам кажется? – смешливо спросила я у девушки и плюхнулась рядом с ней на скамью.
– О, ну д-да, – робко отозвалась она и слегка от меня отодвинулась.
Я попыталась
Настроив арфу, Гуиллин вытащил из куртки три деревянные флейты разного размера и положил их на маленький столик рядом.
Я вдруг заметила, что Лаогера совсем не разделяет моего интереса к певцу и его инструментам. Она вся напряглась и все посматривала через мое плечо на проход в нижней части зала, откинувшись назад и скрываясь в тени под гобеленом от любопытных взоров.
Проследив за ее взглядом, я увидела высокую фигуру рыжего Джейми Мактавиша, только что вошедшего в холл.
– Ax вот оно что! Галантный герой! Влюблены в него, да? – обратилась я к девушке.
Она отчаянно затрясла головой, но яркий румянец на щеках выдал ее с головой.
– Отлично, посмотрим, что можно сделать, – воскликнула я, полная великодушия. Я встала и весело замахала Джейми, чтобы привлечь его внимание. Заметив мой сигнал, молодой человек с улыбкой начал протискиваться к нам сквозь толпу. Я не знаю, что произошло тогда во дворе между ним и Лаогерой, но сейчас он поздоровался с ней сдержанно, хоть и вполне приветливо. Мне он поклонился несколько свободнее; впрочем, наши отношения достигли такой степени близости, что вряд ли он стал бы обращаться ко мне как к малознакомому человеку. Несколько пробных аккордов возвестили о начале концерта, и мы поспешно уселись, причем Джейми занял место между мной и Лаогерой.
Гуиллин был мужчина невзрачный, хрупкого сложения, с волосами мышиного оттенка. Но стоило ему начать петь, как это переставало иметь значение. Зрение как бы отключалось, а уши, напротив, становились очень чувствительными. Гуиллин начал с простой песни; он исполнял ее на гэльском, четко пропевая каждую строку и подчеркивая ее окончание прикосновением к струнам арфы, музыка воспринималась как эхо слов, как переход от одной поэтической строки к другой. И голос был обманчиво простой. Вначале казалось, что в нем нет ничего особенного: голос приятный, но не такой уж сильный. Но потом приходило чувство, будто звук проникает в самую глубину твоего существа, каждый слог был кристально чист, и было совершенно не важно, понимаешь язык или нет – песня внутри, звенит в голове.
Песню встретили горячими аплодисментами, и певец тотчас перешел ко второй, которую пел на валлийском языке – так, во всяком случае, мне показалось. Для меня это звучало как мелодичное полоскание горла, но все вокруг отлично понимали смысл – вероятно, слышали ее раньше.
Во время короткого перерыва, когда певец снова сделал паузу, чтобы настроить арфу, я тихонько спросила у Джейми, давно ли Гуиллин живет в замке, но тут же спохватилась:
– Ох, вы же не можете этого знать? Вы и сами здесь недавно.
– Я бывал в замке и прежде, – ответил он, повернувшись ко мне. – Прожил в Леохе год, когда мне было шестнадцать, Гуиллин тогда уже был здесь. Колум любит его музыку и хорошо платит, чтобы удержать его тут. Иначе нельзя – валлиец будет желанным гостем у очага любого лэрда.
– А я помню, что вы были здесь.
Это сказала Лаогера – вся покраснев от смущения, она все же вступила в разговор.
Джейми взглянул на нее и улыбнулся одними уголками губ.
– Вот как? Но вам тогда было не больше семи или восьми. Не думаю, что в то время я так уж выделялся среди других, чтобы вы меня запомнили. – И Джейми снова повернулся ко мне: – Вы понимаете по-валлийски?