Чужие-2: Планета отчаяния
Шрифт:
– Так, лейтенант?
– Бишоп, начинаем!
– Понял!
С глухим урчанием транспортер въехал в люк челнока.
– Все готовы?
– Поехали!
– Готовы? – еще раз переспросил Горман.
– Да!
Лейтенант медленно вдохнул воздух и сцепил пальцы.
Из микрофона донесся голос Ферроу:
– Начинаем процедуру запуска!
Гудение и особый механический шорох заполнили внутреннее пространство челнока.
– Шасси поднято. – Казалось, что говорит робот. В такие минуты Ферроу действительно ощущала себя машиной.
– Ы-ы-ы-ы-ы – заныло шасси.
– Зажигание включено.
– Ш-шу-шу-шшшшшшшу – зашуршал механизм.
– Так, давайте сюда данные о станции…
– Все шлюзы загерметизированы.
– Все?
– Все, кроме одного выходного, загерметизированы.
– Так, готовность. Десять секунд. Девять, восемь…
Веселье сползло с лиц десантников. С этого момента начиналась работа.
Отсчитывающий секунды до старта и… кто знает, чего еще, голос Ферроу звучал неумолимо, как судьба.
– Семь, шесть…
«Вот и жизнь уходит так же…» – тоскливо думала Рипли.
– Пять…
– На скоростном лифте отправляемся прямо в ад! – экзальтированно заявил Хадсон. Он старался изобразить веселье, но страх сковывал мимические мышцы, и вместо улыбки на его лице возникла гримаса.
– Четыре, три…
«Как долго она считает, – недовольно сказал себе Хиггс. – Только нервы треплет… А, черт, нужно было выспаться как следует, а то эта канитель затянется надолго…»
– Два, один… Поехали!
На уши десантников обрушилась какофония скрипов, гудений, лязга, скрежета и шипения – открывался шлюз.
Полускрытое очками лицо Ферроу еще больше стало похожим на овечью морду.
– Переключаю пеленг показательного радиуса…
– Два-четыре, профиль виден, – ответили с корабля.
– Все ясно. Курс взят…
Челнок летел свободно, словно падал; это вызвало не слишком приятные ощущения, похожие на те, что человек испытывает при сильном страхе.
– Включи, пожалуйста, ускоритель, – посоветовал Бишоп, наиболее четко угадавший природу этих ощущений – большинство было склонно приписывать их, вопреки всему предыдущему опыту, нервам.
– Включаю, – Ферроу взялась за рукоятку. – Эй, все берегите головы: немного потрясет.
«Немного» – было сказано очень мягко. Только непродолжительность тряски избавила от необходимости убирать результаты охватившей всех тошноты.
«Это какой-то конец света!» – мысленно простонал Хадсон, чувствуя, что еще секунда – и кишки вылезут изо рта. Большинство других вообще на это время лишилось способности о чем-либо думать.
Наконец тряска осталась позади; челнок выровнялся, шум поутих, и спустя некоторое время десантники и прочие члены экипажа, к которым относились также Рипли и Берт, опять не знали, чем отвлечься от мрачных мыслей.
«Хватит! Меня все это больше не колышет!» – решил про себя Хиггс и закрыл глаза, настраиваясь на сон. Тихоня Кроу принялся мурлыкать себе под нос какую-то песенку, что окончательно привело Хадсона в расстройство.
Дрейк
– Эй, лейтенант, – наконец не выдержала она. – Лейтенант, сколько вы вылетов сделали?
– Тридцать восемь, – ответил Горман и, опасаясь, что его неправильно поймут и уличат во лжи, уточнил: – Тренировочных.
При этих словах даже у невозмутимой Вески внутри что-то сжалось.
Хадсон тихо застонал.
– А боевых?
– Два. – И снова уточнил: – Считая с этим.
– О, черт! – выдохнула Вески.
– Идиотизм, – прошипел кто-то.
– Кранты всем…
– Да бросьте… чего там…
– Ну и ну!
«Я так и знала», – обреченно подумала Рипли.
– Данные – ноль четыре, переходим на конечный спуск, – объявила Ферроу. Ее слова никому энтузиазма не прибавили.
Притворяться было не перед кем и незачем. Мысли о победе и ожидаемых наградах сами по себе улетучились. Предстоящее дело обещало только опасности – и ничего больше.
– У меня что-то плохое предчувствие, – пробормотал Дитрих.
– У тебя всегда плохое предчувствие, – огрызнулся Фрост. – Если с тобой что-то случится, я, вернувшись, позвоню твоей маме.
Этот короткий диалог окончательно настроил всех на мрачный лад.
Чтобы отвлечь десантников от подобных разговоров, способных полностью уничтожить остатки боевого духа, Горман снова заговорил:
– Хорошо, давайте проверим мониторы. Так, вижу всех; все выглядит неплохо. – На глаза лейтенанту попался спящий Хиггс. – Дрейк! Поправь свою камеру! Что-то я тебя не вижу… – По монитору ползли пестрые волны. Дрейк стукнул по камере – волны пропали. Не догадываясь о его «маневре», лейтенант довольно отметил: – Вот так уже лучше… Немного наклонись, чтобы я мог тебя видеть… Так, хорошо. Через две минуты садимся. Готовьтесь!
– Угу, сейчас!
– Эй, кто-нибудь, разбудите Хиггса!
Вместе с Хиггсом проснулся и механизм выпуска атмосферных крыльев.
Челнок стал похож на огромного металлического скорпиона с угрожающе поднятыми клешнями.
Скорпион полз по облакам, рваным и мрачным, ожидая встречи с достойным противником. Внизу намечались контуры станции, такие же хмурые и жесткие на вид.
Станция – во всяком случае, определенная ее часть – лежала в объятиях уродливых железных рук остатков корабля инопланетян. Летающий «скорпион» выглядел на его фоне жалкой букашкой, слишком много вообразившей о себе. Станция казалась мертвым гигантом; ничто не говорило о том, что в ней еще теплится жизнь. Молчал эфир, не регистрировались обычные помехи от мощного электромагнитного поля; не было заметно ни одного движения, ни одного огонька. «Неприятно», – подумала Ферроу, глядя на внушительную и тоскливую картину. Действительно ли от нее веяло ужасом, или это было игрой нервов,