Чужие облака

Андерсон Альбина

– Миша значит?
– задумчиво произнес он, потом сразу же обратился к Еникееву, - Что у Миши с речью?

– Это называется региональный акцент. Они там все так говорят, - немного смутившись ответил Еникеев.

Зигги вздохнул и набрал номер Тайки.

– Таисья, вот что…Посвящать его я не буду. У него речевой дефект и я его не понимаю.

Таракан и Еникеев услышали частый треск Таисьиного голоса. Понять было ничего невозможно, но она явно была возмущена.

– Мне все равно, - прервал ее Зигги.
– Какого его вызвали в Москву? У него четвертая категория, мне что с ним по стенам лазать? Я же не таракан. Еникеев его притащил, ты взяла в отдел. Вот и вошкайтесь.

Очередной, продолжительный треск извергся из трубки.

Зигги поморщился и не дослушав нажал на отбой. Настроение его явно улучшилось, он подмигнул Мише.

– И рычит и кричит, и усами шевелит! Таракан, таракан, тараканище! Ну, мне пора, вы тут сами как-нибудь разберетесь...

С тех пор Мишу окрестили Тараканом. Первое время он дулся, а потом привык. Он давил в себе злость и старался казаться равнодушным. Не стоило пачкать руки об идиота. Репутация должна быть чистой, Таракан метил высоко. В Братстве Зигги уже был никем, поэтому не стоил неприятностей, вздумай Таракан набить ему морду.

На секунду он включает маленький фонарик, чтобы осмотреться. Комната

опять погружается в темноту. Около выхода из гостевой спальни он чуть было не споткнулся о банки с краской. Но успел схватиться за косяк двери. Ччерт! Начав ремонт год назад, Зигги выгнал бригаду за бесконечное пьянство и не позаботился нанять другую. Таракану нужна вторая дверь по коридору. Он не сильно переживает по поводу того, что ему предстоит сделать. Внутри его, правда, шевелится что-то вроде легкого сожаления. Но не к Зигги, а к упущенным блестящим возможностям, данным ему при рождении. Нужно быть полным пентюхом, чтобы так спустить все в унитаз. Таракан бы так никогда не облажался. Если бы только у него была одиннадцатая категория!

Снова осветив коридор, он выключает фонарь и делает несколько шагов вперед. Нужная дверь прикрыта. Ощущение опасности на мгновение охватывает его. Он нащупывает в кармане Глок. Это на самый крайний случай, ведь шуметь нельзя. Холодный пот выступает на лбу. Вот жеш свинство, он забыл прикрепить глушитель! Собирался сделать это в машине, но пока парковался, забыл. Это все нервы, не каждый день приходится выполнять такие задания. Просто так ордена не дают и теперь Таракан проклинает свое волнение, которое не позволило ему сосредоточиться в машине. Но ничего, успокаивает он себя, стрелять и не придется. Дверь в нужную комнату открывается бесшумно. Темно и ни черта не видно. Чтобы приучить глаза к темноте, Таракан замирает. Но темнота так быстро не расступается, и несколько минут он ничего не видит. Паника охватывает его, но в этот момент, как благословение свыше, из-за туч выходит месяц, свет его слабо освещает комнату. Таракан неистово крестится и хотя в Братстве запрещены религии скваев, тут он отступает от правил и делает так, как его учили в детстве. На кровати он видит спящего Зигги, на нем все то же поношенное пальто. Голова запрокинута назад, шея голая с нагло торчащим кадыком. Выдохнув, Таракан достает из кармана крепкую удавку. Зигги скорее всего под кайфом. Удушить его должно быть легко. Чувствуя торжественность момента, он подкрадывается к тахте. Сейчас внутри Зигги струится теплая кровь, бьется сердце, раздуваются легкие, а через пару минут все замрет. Лицо у Зигги бледное, все равно что посмертная гипсовая маска. Выступы черепа хорошо обозначены, он страшно худой. Скрестив запястья, Таракан мгновенно продевает веревку под голову Зигги и резко разводит руки в стороны. Жертва дергается и распахивает глаза. Своими мощными руками, Таракан затягивает петлю туже, но не успевает довести дело до конца, потому что в эту секунду его сотрясает сильный удар в грудь. Равновесие потеряно, Зигги сбил его с ног, поднял в воздух и ударил спиной о потолок. Теперь он лицом к лицу лежит на зависшем в воздухе Зигги. Второй мощный удар в спину оглушает его и заревев от боли, Таракан выпускает удавку из рук. Зигги опускается ниже и со страшной скоростью взмывает вверх. Своим телом он вбивает его в потолок. В свете месяца Таракан видит на лице своего противника такое бешеное остервенение, что понимает - живым ему отсюда не выползти. Что-то сильно обжигает шею. Толстый шнур шведской люстры полоснул его по ключице. Люстра сделана из собранных по кругу оленьих рогов, три крепких шнура крепят ее к потолку. Зигги хватает один из них, подтягивает вверх, рог оленя почти втыкается в глаз Таракану, и он вдруг понимает, как будет умирать. Зигги обмотает шнур вокруг шеи, а потом повиснет на его ногах, помогая ему отдать концы. Только не это! От усилия, жилы у него на шее вздуваются. Одной рукой он отталкивает от себя Зигги, второй вырывает Глок из кармана и вслепую стреляет, только бы отвести смерть. Оба стремительно падают вниз. Превозмогая боль он вскакивает с подмятого им противника. Некоторое время ничего не слышно, выстрел был громким и оглушил его. Тело Зигги неподвижно, под ним черной лужей растекается кровь. Ощупав себя, Таракан понимает что не ранен. Сильно болит спина, но он цел. Нужно торопиться, выстрел был таким громким, что соседи наверняка вызовут полицейских. Выскочив на застекленную лоджию, выходящую во внутренний двор, он осторожно раздвигает полоски жалюзи. Из подъездов уже выбежали несколько подростков. В квартире по соседству включили свет, медлить нельзя, нужно немедленно найти носители. Он возвращается в спальню. Ноутбук лежит в углу комнаты, судя по пыли на панели, им давно не пользовались. Где же телефон? Неожиданно за спиной слышится хриплый смех. Таракан отпрыгивает в сторону, но через секунду понимает, Зигги не опасен. Раненый доходяга сумел сесть и держится за бок, рука его в крови, на шее багровый след от удавки.

– Всегда был насекомым, мразь...

Слова застревают у него в горле и пригнувшись к полу, Зигги рвет кровью. Подойдя вплотную и ткнув Глок ему в грудь, Таракан снова стреляет. Зигги валится на бок и больше не шевелится. Обыскав труп, в кармане пальто он находит телефон. Все носители собраны, пора уходить. Эта часть квартиры выходит окнами в небольшой парк. Внизу никого нет, ворота заперты на ночь, их никто не сможет увидеть. Когда приедут менты, в первую очередь они начнут шерстить подъезды с другой стороны дома. Он складывает носители в рюкзак, и застегнув молнию, надевает его на плечи. В коридоре вскрывает банки и выливает краску под шторы в гостиной. В подъезде слышатся мужские голоса, Таракан кидается на балкон, во дворе стоят две полицейские машины. Он возвращается в гостиную и тут же раздается стук в дверь. Быстро же они определили квартиру! Нужно действовать! Горящая спичка мгновенно воспламеняет лужу из краски, ярко полыхнув, огонь перекидывается на шторы. Упаковав тело Зигги в спецконструкцию из ремней, Таракан взваливает его на спину и застегивает на груди карабин. В окне он застревает, но потом резко рванувшись вперед, освобождается. Это голова Зигги зацепилась за раму. Спуск будет не из легких, до ворот недалеко, но нужно еще перетащить тело через ограду. Машина припаркована на соседней улице. Зигги хоть и легок, но оттягивает спину. С грузом перемещаться тяжелее, нужно крепче цепляться за стены, иначе сорвешься. Таракан клянет судьбу за то, что ему так мало было дано при рождении. Едкий дым начинает валить из окна, он кашляет. За спиной, в парке завыла сирена, у закрытых ворот видны горящие фары, это пожарная машина. Вниз теперь спускаться нельзя, увидят. Дом состоит из двух разновысотных частей. Как две ступеньки они прилегают друг к другу. Западная часть поднимается на четырнадцать этажей, а восточная всего на шесть. Высокая часть дома выходит глухой стеной на крышу низкой. Именно туда он и устремляется. Обогнув угол, оказывается на сплошной, без окон, стене. В спине тупая боль, он так устал, что срывается с небольшой высоты, и тяжелым кулем падает на крышу шестиэтажного блока. Шатаясь, расстегивает ремни и скидывает с себя мертвое тело. Сирена взвывает

снова, ворота уже открыли и пожарники въехали в парк. Убраться отсюда можно только с торца, высокие деревья прикрывают ту стену. Но что делать с телом? Унести его отсюда уже невозможно, все ходы перекрыты, самому бы убраться незаметно. В темноте кажется что Зигги ухмыляется, сейчас подмигнет и посоветует : Вызови труповозку. Таракан передергивается от неприятной мысли. Не получится его закопать за городом, как просила Тайка. Она взовьется, когда узнает что произошло. Он устроил цирк на всю округу, не хватает только чтобы его задержали с трупом. Порыв ветра окутывает Таракана удушающим дымом, он натягивает на нос ворот свитера. Паникуя, он уже готов бросить тело на крыше, но вдруг замечает, что шестиэтажный блок не совсем вплотную прилегают к высотному. Снаружи обе части дома выглядят одним целым, но на крыше между ними оставлен узкий зазор. Он затянут сеткой, чтобы туда не проваливались птицы. Швейцарским ножом Таракан рассекает сеть и подтаскивает тело. Нужно избавиться от браслета с маячком, срезает его с запястья мертвеца и кладет себе в карман. Пока живы, членам Братства запрещено снимать маячок, по нему всегда можно узнать местонахождение аераха. Не успевший затвердеть Зигги, с трудом проходит между блоками. Таракан поворачивает его торсом между стен, но голова все равно застревает. Несколько раз он остервенело топает по черепу. В конце концов нога Таракана проваливается по колено, и тело шумно уходит в трещину, видимо внизу она шире. Здесь никто не найдет Зигги, щель настолько узкая, что взрослому человеку туда не пролезть. А маячок будет закопан там, куда Тайка, как бы любопытна не была, никогда не полезет. Неважно что сам Зигги лежит в другом месте, какая разница где ему гнить? Задыхаясь от боли и усталости, Таракан ковыляет к торцевой стене и поспешно начинает спускаться.

Глава 39

В зале номер шесть Кира одна. Ее шаги гулко отскакивают от пола, взлетают под потолок и разбившись на многие эха дробно обрушиваются ей на голову. Заболоцкий завел ее и оставил здесь, чтобы она могла разогреться. Она уже скинула одежду, переоделась в колготки и леотард, надела новые пуанты, которые размяла в двери пекарни под изумленным взглядом Зилолы. Муся закатила глаза и призналась как она счастлива, что ей больше никогда не придется пришивать ленты, резинки и вообще прикасаться к этим пыточным туфлям.

На скамейке у зеркальной стены, Кира старательно завязывает атласные ленты вокруг щиколоток. Подтыкает узелок. Время от времени она тяжело вздыхает - это от волнения. Огромный зал ее пугает, Ники сказал, что обычно здесь репетируют только солисты. Просто сейчас только он и свободен. Кира вскакивает, в ногах слабая дрожь, только бы не подвели нервы. Ей страшно, но тем не менее она мысленно просчитывает как можно покрыть пространство зала, если попросят показать что-нибудь из бывшего репертуара. Разогреваясь она с ужасом чувствует, что мышцы ее одеревенели. Неужели это конец? Она сжимает зубы. Пусть! Сегодняшний день возвратит ее в реальность. Мечтать сладко, но приходит время когда нужно узнать правду. Только не думать о провале, только не думать. Она заставляет себя переключиться. Ники изменился, немного подрос, стал увереннее и во взгляде появилась такое что-ли знание хорошей жизни. Последние годы жизнь к Заболоцкому была добра. Он заслужил, - думала Кира, отмечая его мягкую, спокойную улыбку. Когда он встретил ее внизу, она с визгом бросилась ему на шею и долго не могла отпустить. Смеялась и плакала одновременно.

– Кирка, Кирка…, - радовался он. – Куда же ты пропала, непутевая?

Мышцы становятся более послушными – это хорошо. Кровь усиленно заструилась по венам. Ей становится жарко, нельзя остывать, она накидывает болеро и двигается медленнее. Потом присаживается на скамейку, чтобы проверить узел ленты на левой ноге, он немного выпал. В зал заходят двое, за ними придерживает дверь Ники. Кира вскакивает и сложив ладони на груди в волнении застывает.

– Здравствуйте, - голос ее еле слышен.

Один из них кивает и садится на стул перед зеркалом, второй проходит к роялю. Ники теперь чужой и нервный, это сразу видно. Он о чем-то тихо переговаривается с сидящим на стуле, потом кивает и быстро идет к ней.

– Сначала нужен экзерсис, элементы…Потом будет видно…

Киру поражают его встревоженные глаза, он волнуется. Подведет она его или нет? Она вдруг понимает, как сложно ему было устроить этот просмотр. Бросив болеро на скамейку, она бежит к станку. Все смешивается в глазах и расплывается серыми пятнами, ей трудно сосредоточиться. Только ярко-зеленая кофта Заболоцкого как бы сигнализирует : Полный вперед. На секунду она закрывает глаза и говорит себе : Ну все-все, дура несчастная. Давай же теперь, давай! Рояль исторгает слабые аккорды, она немного пропускает и опаздывает, потом подстраивается и решает что пора. Выдохнув открывает глаза. Все мысли выскакивают из головы и тело обретает самостоятельную жизнь. Кира отпускает его, надеясь что оно не подведет, и она не ошибается. У нее всегда была отличная мышечная память. Ее кости, связки и мышцы умнее, чем она думала, и сами знают, что нужно делать. Кира двигается как никогда, она отдает все, что в ней есть. Ни разу не сбивается и не теряет апломба. После экзерсиса Ники снова подскакивает и просит показать что-нибудь из прошлого репертуара. После коротких переговоров с аккомпаниатором, она выходит в центр зала, от волнения закусывает губу, но тут же спохватывается и меняет лицо. Сейчас ей нужна задорная, уверенная улыбка. Она сильно рискует, выбрав такие сложные партии. В двух балетах она репетировала как стажер, а в третьем у нее была солирующая роль, но сейчас именно такой момент, когда нужно рисковать, и Ники шепнул ей об этом. Сначала она дает гранд па Китри, потом королеву Виллис, а в последнем выходе на гранд па де де из второго акта Щелкунчика, Ники быстро скидывает кофту и выбегает к ней на поддержку. И когда музыка смолкает, все наконец приобретает прежние очертания. Первое что вырисовывается у нее перед лицом, это глаза Заболоцкого. Тревоги в них больше нет, он спокоен и деловит. Тяжело дыша она переводит взгляд на скамейку. Вид у человека на скамейке недовольный, рука его на подбородке, он что-то обдумывает. Потом встает, манит за собой Заболоцкого и выводит из зала. Аккомпаниатор закрыв рояль устремляется вслед за ними. Вот и все, какое то время Кира стоит помертвевшая, потом медленно бредет к зеркалу, вынимает из сумки полотенце и вытирает лицо. Ну что же, теперь она знает, что ни на что не способна. Нужно расстаться с мечтой и начинать жить в реальном мире. Скрипнула дверь, Заболоцкий возвращается один. Со слезами на глазах она кидается к нему. Склонившись к ней Ники шепотом называет имя человека, который смотрел ее. От благоговения у нее распахиваются глаза.

– Прости, кажется я прокололась...

– Прощаю, пошли сдавать документы. Ты теперь артистка Большого театра.

У Киры дрожат губы.

– Ники, у него было такое лицо!

– Как будто живот болит, да? А вот и нет, он как раз был доволен. Вот когда злится, он всегда улыбается.

Ноги не держат ее и она опускается на пол. Закрывает ладонями глаза. Заболоцкий опускается на колени, рядом с ней.

– Ты конечно, дала! Мне казалось, что ты даже зависаешь в воздухе…Я очень тобой горжусь.