Чужие сны и другие истории
Шрифт:
Не сказав супруге алжирского президента ни слова, переводчик объявил:
— Она знает.
Вот таким был званый обед в Белом доме. Когда мне понадобилось выйти в туалет, меня сопровождал морской пехотинец. Он стоял и следил, как я мочусь, дабы убедиться, что я не сделаю ничего иного. Я сердился на себя за неспособность проявить бунтарский дух, присущий, как мне думалось, литературному сообществу. Мне казалось, это понравилось бы моим собратьям по ремеслу. Но мое жалкое бунтарство выразилось в серебристом галстуке, который я надел на обед. Все остальные мужчины были в черных галстуках, истолковав приглашение как приказ. Однако и галстук этот я взял чисто случайно. Я собирался ранним утром, при скудном освещении, и посчитал выбранный галстук черным. Только в ярко освещенном номере отеля я сумел разглядеть привезенный галстук. Он был неестественно серебристого цвета,
В Белом доме тоже был бал, устроенный в лучших традициях голливудской вечеринки. Я старался держаться как можно ближе к очень привлекательной молодой актрисе. В силу своего возраста мне она показалась дочерью киноактера Алана Лэдда. Конечно, у этой женщины было другое имя; я вовсе не уверен, что она действительно была дочерью Алана Лэдда. Просто я рассказываю о том, как я воспринимал эту молодую актрису. Сейчас, когда мне перевалило за пятьдесят, я думаю, по возрасту та женщина годилась Алану Лэдду во внучки и, скорее всего, вообще не имела к нему никакого отношения. Но в тот вечер она была для меня дочерью Алана Лэдда. Ее платье вызывало не только у меня, но и у многих мужчин желание находиться на максимально близком расстоянии от нее. Естественно, что в радиусе двадцати пяти ярдов от актрисы других женщин не было. Мисс Лэдд (все-таки назову ее так) выглядела просто сногсшибательно. Когда заиграла музыка, Джордж Шульц (он, как и мы, положил глаз на мисс Лэдд) быстро и целенаправленно двинулся в ее сторону.
— Боже, а что это за старая перечница ко мне спешит? — спросила мисс Лэдд.
(Я не ручаюсь за точность, но по смыслу слова были такими.)
Один седовласый джентльмен отважился слегка пожурить мисс Лэдд, намекнув ей, что это для нее большая честь.
— Моя дорогая, этот человек — государственный секретарь, — сказал он.
Я решил встать на сторону мисс Лэдд и сказал седовласому:
— Надеюсь, он не собирается приглашать вас на танец?
Моя шутка, как и мой ответ Джо Немету, осталась непонятой. Государственный секретарь пригласил мисс Лэдд танцевать, и больше я ее не видел. Должно быть, ей не понравился мой чешуйчато-серебристый галстук.
Как типичный провинциальный парень, я ушел с торжества довольно рано. Рональд и Нэнси Рейган еще вовсю танцевали. Они были просто фантастическими танцорами. В отеле я вспомнил, что не видел танцующим Джо Немета. Возможно, танцевать ему мешала травма колена.
Такова вся история моего обеда в Белом доме. Пока мы с Дженет взвешивали все «за» и «против», связанные с приглашением, которое мы получили от Дэна Куэйла, в выпуске новостей «Ю-Эс-Эй тудей» сообщили, что вице-президент пригласил на этот обед и покойного Леонарда Бернстайна. У нас, как говорят, отвисла челюсть. Мы не знаем наверняка, но склонны думать, что при жизни Бернстайн поддерживал демократов. Впрочем, нам были неизвестны политические предпочтения знаменитого композитора. Нас интересовало другое: как бы мы себя чувствовали за одним столом с мертвецами? (Скорее всего, Бернстайн был не единственным покойником, получившим приглашение.) Нам с Дженет становилось все более ясно, что предстоящее торжество — не для нас.
Поэтому мы отклонили приглашение. Надеюсь, наш отказ звучал вежливо, но мы не могли отказать себе в удовольствии подчеркнуть, что Джон Ирвинг — сторонник демократов, его жена не является американской гражданкой и, более того, — мы оба живы. Уж если это не исключит нас из «внутреннего круга» республиканцев, тогда мы занесены туда навечно.
«Мой обед в Белом доме» (1992)
От автора
В течение нескольких месяцев президентской избирательной кампании тысяча девятьсот девяносто второго года я вел что-то вроде дневника. Зачем я это делал — не помню. Возможно, мною двигал интерес к моральному поединку двух кандидатов, отличавшихся колеблющимися принципами. Повторяю: дневник этот охватывает предвыборные месяцы и собственно выборы президента. «За двенадцать дней до выборов президента Буша сфотографировали в Атлантик-Сити идущим к своему вертолету. Снимок появился на первой странице “Нью-Йорк таймс”. Скорее всего, Буш обернулся, чтобы на прощание помахать своим сторонникам. Его белый плащ резко выделялся на фоне серой взлетной полосы. Президента окружали шестеро сотрудников спецслужб. Все они были в темных костюмах, все шли вместе с президентом, но двое — по привычке секретных
Теперь это уже давно не новости. Мы знаем: победил соперник Буша, чьи принципы тоже колебались. Я голосовал за него и сделал бы это снова. Вопреки обвинениям, которые, думаю, вы слышали, Билл Клинтон — не либерал. По моему мнению, президент Клинтон очень похож на умеренного и благонамеренного республиканца. Республиканцы яростно называли его обманщиком и говорили, что такой человек на посту президента опасен. Я с этим совершенно не согласен. Но Клинтон — человек «плавающих» принципов (и не только потому, что он избежал призыва в армию в период Вьетнамской войны). Как бы то ни было, ведение дневника «Выборы-92» доставляло мне удовольствие. Избирательная кампания изобиловала глупостями, которые стоило записывать. Так, например, в Риджфилде, штат Нью-Джерси, президент Буш сделал свою знаменитую оговорку. Пятнадцатитысячной толпе собравшихся он заявил, что тронут их «lovely recession». Разумеется, он хотел сказать «reception», [31] но его подвела усталость.
31
Буш имел в виду «прекрасный прием», а сказал — «прекрасный упадок» (английские слова «recession» и «reception» звучат похоже).
— Репутация много значит, — любил повторять мистер Буш. — Репутация — это все.
Нелишне напомнить, что Буш был соперником Рональда Рейгана по выдвижению кандидатов от Республиканской партии на выборах тысяча девятьсот восьмидесятого года. В то время Буш выступал против запретов на аборты. Он также противился тому, чтобы столь любимые Рейганом «борцы за свободу» в Никарагуа получали помощь. Не кто иной, как Джордж Буш, назвал модель развития экономики «по Рейгану»… «колдовством вуду». Изменил ли его пост вице-президента в правительстве Рейгана? Да. Буш превратился в ярого противника абортов и испытал «чудесное» превращение, став сторонником «рейганомики», как потом окрестили экономические теории бывшего киноактера. Мистер Буш отнюдь не пострадал от «потери лица», когда во время избирательной кампании девяносто второго года публично произнес отъявленную ложь. Буш призвал Клинтона «признаться» в его студенческой поездке в Москву, как он сам признался в причастности к операции «Иран-контрас». Но если Джордж Буш «покаялся» насчет своей роли в деле «Иран-контрас», тогда Билл Клинтон мог бы во всеуслышание заявить, что воевал во Вьетнаме.
Понимаю, это тоже — позавчерашние новости. Возможно, моих читателей больше интересует, приглашали ли меня в Белый дом в годы правления президента Клинтона. Да. Фактически дважды. И оба раза я не мог принять приглашение. В первый раз потому, что собирался попутешествовать с детьми. А когда меня пригласили вторично, я находился в Европе. Надеюсь, Клинтон пригласит меня снова. (Правда, надежда эта постоянно убывает.) Президент Буш не приглашал меня ни разу, чему я не удивлялся. Удивительно лишь было узнать причину, причем не от кого-нибудь, а от такого эксперта по приглашениям в Белой дом, какой являлась миссис Буш.
С Барбарой Буш я встретился на официальном приеме в Нью-Йорке, вскоре после возвращения ее мужа к частной жизни. Бывшая первая леди беседовала с моей женой (канадской гражданкой). Тогда миссис Буш с удивлением узнала, что я — американец. Поскольку я входил в число ее любимых авторов, она несколько раз пыталась пригласить меня в Белый дом на обед. Однако кто-то в администрации Джорджа сказал ей, что было бы неправильно приглашать меня обедать за счет американских налогоплательщиков, поскольку я — канадец! (Наверняка тот человек забыл передать эту дезинформацию Дэну Куэйлу: бедняга Дэн считал меня подходящей кандидатурой для «внутреннего круга» Республиканской партии.)
Маленькое недоразумение прояснилось, и Барбара сказала, что они с Джорджем будут рады пригласить нас на обед. О дате приглашения она высказалась туманно. Мы с Дженет до сих пор гадаем, в какой из своих домов нас собиралась пригласить Барбара — тот, что в штате Мэн, или в техасский? (Приглашение так и не поступило.)
Рукопись ранней версии «Моего обеда в Белом доме» состояла почти из полусотни страниц моего дневника выборов девяносто второго года. Впервые она была напечатана в Канаде, в феврале девяносто третьего года. (Если бы Билл Клинтон или Джордж Буш прочитали тот номер «Сэтердей найт», им бы расхотелось приглашать меня на обед.)