Чужие. На улице бедняков. Мартин Качур

Цанкар Иван

Многое в «Книге для легкомысленных людей» возникло как бы в полемике с философией ницшеанства, которая в это время оказывала сильное влияние на интеллигенцию.

В рассказе «Злодей» писатель разоблачает ницшеанскую теорию «сверхчеловека», обнажая ее социальные корни. Свобода «сверхчеловека» (а его он рисует в образе разбойника, прославившегося своими злодействами и неустрашимостью) — это свобода убивать и грабить; злодею — «сверхчеловеку» — завидуют, перед ним преклоняются богачи и сановники, мечтающие о такой же свободе ничем не ограниченного грабежа и наживы.

Герои, духовно близкие Цанкару, — это люди, восстающие против «гнилого» общества. Таков герой рассказа «Учитель Косирник», исповедь которого — это исповедь самого писателя.

Косирник приходит к

выводу, что современное общество держится на духовном порабощении человека, на насаждаемой церковью покорности и смирении, что оно калечит людей, убивая в них все смелое, сильное, благородное. «То, что человек делает благородного и великого, он делает не как «полезный член общества», а вне общества и против него… Может быть, мне посчастливится отравить хотя бы троих людей ядом своих мыслей и тем отбить маленький камешек от здания, которое своими слабыми руками я никогда не мог бы разрушить до основания», — говорит Косирник о своей жизненной задаче.

Может быть, ни одно произведение Цанкара не вызывало такого количества самых разноречивых толкований, как лучшая из его драм — «Король Бетайновы» (1902). Буржуазные критики обвиняли автора в отсутствии всякой позитивной идеи, в нигилизме и анархизме. Философию драмы считали ницшеанской. Ужасались тому, что автору милее всего «гениальные бродяги, которые ничего не делают, кроме того, что критикуют противников и преследуют их своей ненавистью», а «серьезные, трудолюбивые люди, пекущиеся о своем благосостоянии, для него лишь «отвратительные филистеры». Раздавались протесты против изображения судей столь неумными и столь безгранично коррумпированными и т. д. Отдавая должное блестящему языку и гипнотизирующему воздействию настроения пьесы, критики твердили, что в ней нет действия, нет естественности, и предрекали ей провал на сцене. Всполошились буржуазные критики всех сортов и окрасок. Ибо, говоря словами клерикального критика Э. Лампе, в «Короле Бетайновы» автор «представляет все теперешнее общество в лице его значительных представителей фарисействующим прислужником несправедливости». Подобно комедии «Для блага народа», новая драма Цанкара не сразу пробила себе путь к зрителю. Лишь спустя полтора года после выхода в свет драма «Король Бетайновы» все-таки была по упорному требованию актеров и публики поставлена в Люблянском театре.

Вопреки мрачным пророчествам критики, драма была принята зрителями с глубоким волнением. Актеры играли с таким подъемом, какого не вызывала еще ни одна словенская пьеса. Автора наградили бешеными овациями. Одна из реакционных газет раздраженно констатировала:

«Вредоносная тенденция пьесы особенно явственно действовала на молодежь».

Первоначальный замысел драмы существенно отличался от того, что вышло из-под пера писателя. Цанкар хотел написать «крестьянскую драму» о «повальном разорении» словенского крестьянства. Видимо, постепенно перед писателем на первом плане начала вырастать вместо фигур разоряемых великанская фигура разорителя — «короля Бетайновы». В этом мелком заводчике Цанкар с той мощью обобщения, которая, составляя основу всего его творчества, иногда достигала громадных высот, воплотил мрачную, давящую, убийственную силу, царившую тогда во всем мире над миллионами наемных рабов.

Примерно за три года до «Короля Бетайновы» Цанкар написал свою первую драму (не считая неоконченной юношеской пьесы «Романтические души») — «Якоб Руда» (1898). Сравнение двух драм показывает, как быстро продвигалось идейное развитие писателя, как неуклонно шел он к правде жизни, к постижению ее закономерностей. Коллизия драмы «Якоб Руда» строилась на противоречии между общепринятой, то есть буржуазной, моралью и совестью человека, его естественным нравственным чувством. Общепринятая мораль разрешала разорившемуся богачу Руде для поправления денежных дел продать свою дочь в жены старому развратнику, фабриканту Брошу. Однако совесть не позволила ему сделать это. Руда кончает с собой, осуждая себя высшим судом — судом совести.

Утопическая в условиях буржуазного чистогана идея неподкупности человеческой совести, лежавшая в основе «Якоба Руды», по существу

опровергалась новой драмой, возникшей на базе уже гораздо более широких и верных обобщений. Случайное и надуманное сменилось закономерным, типическим. В герое драмы «Король Бетайновы», капиталисте Канторе, голос совести молчит, ибо жажда власти и наживы, сознание безнаказанности в обществе, преклоняющемся перед богатством, во много раз сильнее этой совести. Слова Кантора о том, что он «грешил, потому что должен был грешить», говорят о преступности всего общественного порядка, строящегося на хищнических принципах.

Рядом с Кантором, который на глазах у зрителей освобождается, как от обузы, от немногого человеческого, что в нем оставалось, особенно велико обаяние человечности Макса, его подвижничества. Макс — это образ нового человека в словенской действительности, рожденного предреволюционной эпохой. Он связан с рабочими, он поднимает их на борьбу с Кантором и ему подобными. От этой борьбы его не могут отвратить ни угрозы, смысл которых для Макса ясен до конца, ни любовь. «Слышите, как уже зашевелилось там, внизу, как уже восстают ваши рабы? Это моих рук дело, король могущественный, это преграда, это совесть!» Но время расплаты с Кантором еще не наступило. Макс понимает это, страдает от сознания того, что он «мал и слаб», что дело его «не удастся», что он погибнет, но, верный своему долгу, решает: «А попробовать все-таки нужно, и пусть будет как богу угодно».

Максу, как и многим цанкаровским героям — революционно настроенным интеллигентам, — свойственна фаталистическая уверенность в личной обреченности, в безуспешности своей борьбы. Макс действительно погибает, не успев рассказать людям о преступлении Кантора, забастовщики сломлены, и перед их победителем открывается путь к еще большей власти… А все-таки дни этой власти сочтены, раз появились в мире люди, которые ненавидят больших и маленьких «королей» так, как ненавидит их Макс; ненадежно благоденствие тех, против кого разгорается ненависть, ведущая на борьбу, побеждающая страх смерти, — такова «ядовитая тенденция» драмы, встретившая бурный отклик у молодых современников Цанкара.

«Король Бетайновы» — наиболее совершенное создание Цанкара-драматурга. В это время ему было всего лишь двадцать шесть лет и он уже был признанным вождем молодого литературного поколения. Необычайную силу и красоту его слова не могли отрицать даже те, кому были ненавистны его идеи.

В «Короле Бетайновы» ярко выступают характерные черты цанкаровской художественной манеры. Это — глубокое раскрытие духовного мира героев, показываемых в острейшем столкновении, в схватке не на жизнь, а на смерть, в максимальном напряжении мысли и жизненной энергии. Сами эти герои — как Кантор и Макс, так и почти все другие протагонисты цанкаровских произведений — люди, стремящиеся осмыслить действительность и найти в ней свое место. Самое главное для Цанкара — «проследить нить рассуждений», «путь духовной жизни» героев. Поэтому и с речей их совлечен покров будничной невыразительности, они говорят сильно и ярко. Характерной чертой художественного метода Цанкара является предельное обнажение сокровенного смысла явлений действительности, который в жизни заслоняется от человека массой мелочей. Хищническая природа Кантора раскрывается не только в том, что он убивает непосильным трудом и голодом своих рабочих, но и в том (и это главное), что он идет на убийство в прямом и буквальном смысле слова. Капиталист-убийца, капиталист-палач — явление в окончательной, крайней стадии своего логического развития.

То же стремление к подчеркнутой заостренности образов проявляется и в том, что рядом с Кантором — зловещим воплощением власти денег, и Максом — трагическим образом борца, падающего в непримиримой борьбе с этой властью, стоят сатирические образы священника и судьи. Если в комедии «Для блага народа» сатирическим звучанием пронизана вся словесная ткань, то в «Короле Бетайновы» сатира, за исключением, может быть, разговора Кантора со священником в первом акте, проявляется в общем смысле произведения, в самой парадоксальности положения: освящение преступления стражами правосудия и христианской морали.