Чужие. На улице бедняков. Мартин Качур

Цанкар Иван

Лекции Цанкара, которые он читал перед рабочими и интеллигенцией, помогали массам разбираться в сложной политической ситуации 1913—1918 годов, указывали им верные пути и цели. В них Цанкар горячо и настойчиво твердит о том, что наступила долгожданная пора, когда словенский народ может добиться успеха в своей борьбе за национальное и социальное освобождение, что пришло время решительных действий. Он критикует позицию части словенских социал-демократов, которая вела к отказу от борьбы за самоопределение. Цанкар доказывает, что словенский народ должен добиваться выхода из Австро-Венгрии и воссоединения с сербами и хорватами в «свободной, самостоятельной, демократической Югославии». Он говорит о том, что в этой новой федеративной республике словенцы должны сохранять

и развивать свою национальную культуру — драгоценное достояние народа.

За свои антиавстрийские выступления писатель подвергся преследованиям властей. В 1913 и 1914 годах он дважды находился под арестом, а в 1915 году на некоторое время был взят в армию.

Атмосфера «годин ужаса» воссоздана в цикле рассказов «Виденья». Испытания народа, ввергнутого в ад войны, и грядущее его воскресение из страданий и унижений — таково содержание цикла. В основу некоторых рассказов положено то, что писатель пережил, находясь под арестом и в армии. В «Виденьях» много символики, иносказаний, религиозных образов и реминисценций. В них облекаются философские размышления писателя о судьбе народа и человека на войне. Иносказание было необходимо и потому, что в годы строжайшей цензуры Цанкар не всегда мог открыто высказать свое неприятие империалистической бойни, которую правящие круги Австро-Венгрии изображали «патриотической войной». Религиозная окраска некоторых «Видений», которая являлась отражением определенных моментов тогдашнего внутреннего состояния Цанкара, была подхвачена на щит и раздута клерикальными кругами, пытавшимися объявить писателя своим единомышленником. Между тем главный пафос книги — призыв к народу восстать, стряхнуть с себя вековое рабство, взять свою судьбу в собственные руки.

Здоровье писателя, подорванное напряженным трудом, становилось все хуже и хуже. И декабря 1918 года Цанкар умер.

Художественный метод Цанкара сложен и своеобразен. В основе его лежит реализм, но реализм с элементами символики и экспрессионизма. Цанкар жил в бурную эпоху крайнего обострения классовых противоречий, эпоху огромных исторических сдвигов. Он был глашатаем надвигающейся бури и одним из разрушителей несправедливого общества. Свою задачу он видел в том, чтобы «отравить людей ядом своих мыслей», одних заразить ненавистью к гнету и волей к борьбе, других — разоблачить, высмеять и уничтожить. Поэтому метод Цанкара не эпическое повествование о жизни, а вылущивание, обнажение сути жизненных явлений; очень редко — объективное изображение, чаще страстная исповедь.

Высокая концентрация мыслей и эмоций, которая так характерна для произведений Цанкара, достигается углублением в духовный мир героя, в мир его сокровенных помыслов, чувств, смутных стремлений. Жизнь в произведениях писателя предстает в восприятии его мыслящих, страдающих героев; изображение ее пронизано напряженным лиризмом. Взволновать, потрясти читателя, вызвать в нем гнев, ужас, возмущение несправедливостью, жестокостью, косностью, любовь и сострадание к людям, гордость за человека — вот чего хочет Цанкар.

Символике в произведениях Цанкара отведена важная роль. Такие образы, как огонек в окне учителя в повести «На улице бедняков», видение кузнеца с проломленным черепом в романе «Мартин Качур», на самом деле проливают свет на духовную эволюцию героя, символизируют его судьбу. Описания внешней обстановки сведены до минимума и, как правило, подчинены раскрытию внутреннего состояния героя. В «Мартине Качуре» деревня, где проходят страшные годы жизни героя, — мрачный, сырой угол под названием «Грязный Дол». Название местечка «Бетайнова» произведено от редко встречающегося словенского глагола, который означает «тлеть». Королевство, в котором тлеет и вот-вот разгорится пожар!

Стремясь заклеймить бесчеловечность, несправедливость и ложь современного общества, Цанкар, особенно в конце творческого пути, прибегает иногда к экспрессионистическим сдвигам, к определенной деформации действительности, когда какое-либо явление абсолютизируется, вырастая в огромный символ жизни.

Активнейшим средством для донесения идеи, философского замысла произведения

служит у Цанкара и композиция. В качестве примера укажем на характерное для цанкаровской манеры кольцевое построение, при котором произведение заканчивается, по сути дела, тем же, чем и начиналось. В «Батраке Ернее» странствия героя в поисках справедливости завершаются возвращением его домой, в усадьбу, которую он построил и которую поджигает собственными руками. Многие новеллы Цанкара строятся так: высказывается (иногда в полемической форме, иногда в лирической) какой-либо тезис, иллюстрируется рассказом о людях и событиях и повторяется вновь, теперь уже звуча непреложной истиной. Такого рода кольцевая композиция служит для утверждения трагической обреченности героя в несправедливом обществе, неотвратимости его судьбы, диктуемой законами этого общества.

Изумительны красота и богатство языка Цанкара, то музыкально-лиричного, то афористически точного. Роден сказал, что изваять статую — это значит отсечь все лишнее. Так и Цанкар, работая над своей фразой, отсекал все лишнее, отыскивал наиболее точные, наиболее емкие и наиболее простые слова. Самый высокий взлет чувства, самую большую истину он умел выразить необычайно естественно, без риторики и высокопарности. Именно поэтому так задушевно и неповторимо искренне звучат его произведения.

Е. Рябова

ЧУЖИЕ

Перевод М. Рыжовой.

I

Павле Сливар был в празднично веселом расположении духа. На улице сияло солнце; смеясь, оно заглядывало из-за жалюзи в комнату, и смех его проникал Сливару глубоко в душу.

Только что кончили пить послеполуденный кофе; на застланном воскресной скатертью столе еще стояли пустые чашки. Марнова откинулась на спинку кресла и скрестила на груди руки; ее одолевала зевота. Она попыталась было перевести разговор на солидные, важные темы, но это ей не удалось; тогда она умолкла, и ее отяжелевшие веки мало-помалу сомкнулись. Сливару не хотелось пускаться в скучные разговоры, а скучным ему представлялось все, что хотя бы отдаленно касалось практических сторон жизни. На серьезные сентенции он отвечал озорной шуткой; заметив, что глаза Марновой закрылись, он с самым невинным видом, будто просто желая сесть поудобнее, подался немного вправо, вытянул руку и как бы невзначай обнял Анну за шею. И Анна подалась к нему. В этот миг Марнова закашлялась и приоткрыла глаза; Павле устремил взгляд к потолку, сложил губы трубочкой, словно собрался посвистеть, и забарабанил пальцами по столу. На сердце у него было так хорошо, что впору громко, во весь голос смеяться — без всякого повода, только потому, что жизнь прекрасна и солнце светит удивительно ярко.

Анна встала, быстро взглянула на мать и слегка зевнула, приоткрыв рот лишь настолько, что блеснули белые зубы, затем подошла к маленькому столику в углу, у окна, взяла в руки фотографию и, внимательно посмотрев на нее, снова положила на столик. Обернувшись будто мимоходом к Сливару, она с чуть приметной мгновенной усмешкой прищурила левый глаз и открыла дверь в свою комнату.

Сливар пригладил волосы.

— Да, да… такова жизнь человеческая!..

Поднялся и он — неторопливо, с серьезным и задумчивым видом, тоже взглянул на задремавшую Марнову, подошел к столику у окна и принялся внимательно разглядывать фотографию, потом так же, как Анна, чуть приметно улыбнулся и уверенным шагом вошел в ее комнату. Анна осторожно затворила дверь.