Чужое добро
Шрифт:
В каждом из них прорубили по пять ворот, открытых круглосуточно, позволяя без проблем переходить из одной части города в другую. Ров, вырытый в незапамятные времена вокруг первой, самой древней и маленькой стены, перегородили множеством ажурных подвесных мостиков, засадили кувшинками и населили карпами. Однако бойницы и закрепленные на стенах пушки остались на месте. Их даже поддерживали в рабочем состоянии — а то мало ли что может случиться. Так что попытайся кто-нибудь захватить Каланур, ему пришлось бы столкнуться с могучей системой защиты, несколькими уровнями обороны и природным упорством жителей, издревле привыкших давать отпор и очень не любивших, когда их
Слева от города находились древние горы, заросшие травой и деревьями. Согласно рассказу Дунгафа, за Калануром должна была простираться огромная пустошь, оставленная отступившим по непонятным причинам морем за несколько десятилетий до этого. Виднелось очень высокое светлое здание, построенное, судя по всему, из белого мрамора, стрелой уходящее ввысь. Оно представляло собой цилиндрическую лишенную окон башню, на самом верху которой располагался хрустальный шар. Солнечные лучи отражались от стекол и больно резали по глазам разглядывавшей город компании, как раз подъезжавшей к воротам.
— Каланурский маяк — символ города, — пояснил Дунгаф, щурясь на белую башню из-под ладони козырьком. — Как я уже говорил, некогда Каланур стоял прямо на побережье. Вы можете обратить внимание, что четвертая крепостная стена имеет в себе большой пробел — именно в этом месте город соприкасался с морем. Он всегда был большим портом, торговавшим со многими странами и народами. Эх… Какие только корабли не заходили в Каланурский залив! Согласно одной легенде…
— Так что случилось с морем-то? — бестактно прервал гнома Ральдерик, прежде чем тот окончательно погрузился в мифологию и ушел от основной темы разговора.
Гендевцу, как главному герою прошлого дня, к тому же еще и раненому, нынче многое прощалось. Он не забывал пользоваться сложившейся ситуацией и отрывался вовсю (Дунгафу, например, пришлось все утро ползать по лугам, собирая для герцога землянику, которой тому вдруг резко захотелось). Ранее Филара заново обработала его рану каким-то отваром из трав. Рука все еще шевелилась и не начинала чернеть. Так что настроение у дворянина было приподнятое. Особенно его радовало, что девушке удалось не только полностью отстирать кровь с камзола, но и зашить рукав так, что ничего не было заметно (впрочем, то, как она починила рубашку, юноша раскритиковал в пух и прах и заявил, что носить ее не будет).
— А что с морем?.. — отозвался гном, слегка обиженный, что ему не позволили рассказать легенду. — Примерно шестьдесят лет назад оно отступило. Я уже говорил, что не знаю причин этого. Думаю, каланурцы были очень раздосадованы данным событием. Тем не менее маяк сносить не стали. Более того, его тщательно оберегают и держат в рабочем состоянии. Если вдруг вода вернется, маяк тут же можно будет зажечь, чтоб его свет, как и прежде, указывал дорогу кораблям. Возможно, именно на это местные жители и надеются. Хотя… Не исключено, что это — просто дань традиции. Здесь их любят.
Компания минула внешний круг города и въехала в первые ворота. Оказалась на просторной площади, заставленной всякими прилавками и лотками, с которых торговали всем на свете.
— Я читал, — продолжил работать гидом Дунгаф. — что все врата города выходят на какую-либо площадь. Всего их двадцать. Мы, судя по всему, находимся на Рыночной.
— Отлично, теперь надо найти врача, — твердо заявила Филара и уверенно поехала в сторону ближайшего торговца.
Остальные остались наблюдать за беседой издалека, решив не толпиться возле лотка. Разговор что-то затягивался.
— Ну что за люди?! — раздраженно сказала она. — Представляете, он отказывался мне говорить, пока я что-нибудь у него не куплю. Более того, заявил, что все остальные торговцы на этом рынке поступят так же.
— Ну, так ты узнала? — спросил Гудрон.
— Как видишь, — девушка потрясла у него перед лицом душистой покупкой. — Мне впарили все это, зато ответили на мой вопрос. Более того, даже объяснили, как туда добраться. Поехали, тут недалеко.
Все послушно последовали за Филарой, уверенно направлявшей сквозь толпу своего Герань по улочкам совершенно не знакомого ей города. Спустя несколько поворотов они оказались перед домом с вывеской, явно свидетельствовавшей о профессиональной принадлежности ее хозяина. Чтобы у потенциальных клиентов не возникало ни тени сомнения по этому поводу, к ней прилагались пара лозунгов типа «Залечу все!» и «Ко мне не зайдешь — больной пропадешь!»
— Ты уверена, что нам сюда? — с опаской уточнил Ральдерик, поглядывая на изображение перекрещенных скальпеля со шприцом и клизмы над ними.
— Торговец сказал, что это один из лучших врачей города, — с сомнением произнесла девушка.
— И черт возьми, он совершенно прав!!! — раздался откуда-то хриплый радостный мужской вопль.
С этими словами дверь в дом распахнулась, явив миру огромную фигуру. Стоявший в дверном проеме мужик был таким, какими обычно изображают либо мясников, либо каких-нибудь бывалых матросов, способных легким движением двух пальцев завязать подкову бантиком. Он был одет в некогда белый халат с закатанными до локтя рукавами, маленькую вязаную шапочку, чудом державшуюся на бритой голове, и сандалии на босую ногу.
— Бха-ха-ха!!! Винни — лучший врач в городе!!! Это вам кто угодно подтвердит! Кто был не согласен, уже не подтвердит… Бха-ха… Где больной? Покажите мне его! У меня уже руки чешутся!
Гендевец мутным взглядом окинул огромные волосатые лапищи с татуировкой в форме пробитого вилами сердца на запястье, не менее мохнатую, изредка почесываемую «врачом» грудь, видневшуюся в вырезе халата. Потом его глаза поднялись выше и узрели массивный квадратный подбородок, покрытый недельной щетиной, бычью шею, более широкую, чем сама голова, самокрутку, зажатую в ухмылявшейся челюсти, шрам через глаз, пару бычков за ухом. Если б дворянин посмотрел ниже, то увидел бы такие же волосатые кривые ноги, торчащие из шорт с изображением флоры и фауны джунглей, однако ему хватило и того, что он уже разгладел.
Герцогу поплохело. Остальным тоже стало дурно, страшно, но и смешно в то же время (исконная человеческая черта — веселиться над чужим горем). Особенно пугала бешеная энергия и энтузиазм, с которыми лекарь вглядывался в лица, пытаясь выявить пациента.
— Ну, мы это… Пойдем пожалуй… — пробормотал Ральдерик, позволив своему коню пятиться подальше от больницы.
— Стоять! — рявкнул врач, ударяя могучим кулаком по косяку.
С подоконника верхнего этажа упал горшок с цветком. Мерзавец, чувствительный к разного рода угрозам и опасностям, тут же остановился и прикинулся дурачком. Гендевец заметил, что взгляд блестящих поросячьих глазок медика перестал бегать по лицам и зафиксировался на нем.