Чужой клад
Шрифт:
Иван Леонтьевич немного потоптался на месте, решая, то ли сразу идти к актерам и готовить их для выступления, то ли искать пристава и вызывать стражу для задержания убийц. Но, поколебавшись, он решил, что до окончания репетиции не стоит омрачать зрителей и актеров ужасным известием.
Шалыгин уже направился к ступеням дворца, но шум подъехавшей коляски заставил его оглянуться. В экипаже прибыли две женщины — по виду благородные дамы. Присмотревшись внимательней, он узнал в одной из них мать Дениса Томского, с которой однажды встречался в Петербурге. Лицо другой дамы тоже показалось ему
— Здоров будь, Ваня Шалыгин! Узнала тебя сразу, ничуть не изменился. Вот, любезная Татьяна Степановна, если еще не знаете этого молодца, так представлю его вам: Иван Леонтьевич Шалыгин, управитель гетманского театра.
Шалыгин, тут же догадавшись, кем была вторая дама, живо откликнулся на приветствие:
— Добрый день, Елена Никитична и Татьяна Степановна… Криничная, я думаю. Ваша дочь только что предупредила меня, что вы придете во дворец с новой знакомой. Вот уж не предвидел, кем окажется эта дама! Я ведь с Еленой Никитичной знаком через ее сына. А вас, Татьяна Степановна, знал пока что лишь по рассказам вашей дочери и… и племянника.
Лицо Криничной заметно помрачнело, и она, переглянувшись с Томской, тихо сказала Шалыгину:
— Мне надо срочно переговорить с Настей. А что до племянника и его жены, так тут, понимаете ли, какое дело… не знаю, как и сказать…
— Вы о Боровичах не волнуйтесь, я уже послал за ними людей, они тоже скоро прибудут сюда, — заявил Шалыгин.
— Да я не об этом волнуюсь, — махнула рукой Татьяна Степановна. — Мне не дает покоя разговор, который я сегодня нечаянно подслушала. Илья с Гликерией говорили о каких-то убийствах, ножах, золоте… Я уж прямо извелась. Что тут в Глухове случилось за это время? Настя мне ничего такого не писала…
— Вы подслушали какой-то странный разговор?.. — Иван Леонтьевич лихорадочно соображал, как бы выйти из затруднительного положения, ибо не хотел и не имел времени объяснять почтенным дамам столь ужасные вещи. — Это, вероятно, Илья с женой учили роли в новой трагедии.
— Вот, я же вам говорила, что это все диалоги из пьесы! — воскликнула Елена Никитична. — Напрасно вы, голубушка, разволновались и напридумывали разных страстей.
— А как же кот, который… — пробормотала Татьяна Степановна.
— Это всего лишь случайность, — успокоила ее спутница.
— О чем вы, какой кот? — рассеянно спросил Шалыгин и, с беспокойством оглядевшись по сторонам, заторопился: — Пойдемте, сударыни, я представлю вас Наталье Демьяновне и Теплову. Думаю, вам позволено будет присутствовать на репетиции, поскольку ваши дети исполняют главные роли.
— Но мне сперва надо поговорить с Настей! — возразила Криничная.
— Сейчас невозможно, поговорите после репетиции, — заявил Шалыгин и с поклоном препроводил дам в центральную дверь дворца.
Большая зала напомнила Елене Никитичне императорский дворец на Мойке, куда однажды Томская была приглашена Елизаветой Петровной. В гетманском дворце все было уменьшено по сравнению с петербургским, но пропорции оставались те же, да и отделка так же поражала роскошью. По одной стороне залы шли огромные окна, по другой — венецианские зеркала.
Между тем в зале было полно людей, которые только и делали, что осматривали и обсуждали обстановку дворца. Дворяне, купцы и знатные мещане Глухова, засвидетельствовав свое почтение Наталье Демьяновне, теперь разошлись во все концы, любуясь зрелищем парадной залы, в которую их допускали лишь по большим праздникам, да и то не всех. Наталья Демьяновна, доставившая им это удовольствие, теперь скромно стояла в стороне, возле двери, ведущей в театральный флигель. С ней радом, но как-то в тени, топтался с хмурым видом Теплов. Наталья Демьяновна беседовала со священником церкви Св. Николая, и никто из окружающих не решался прерывать эту беседу. Впрочем, у гостей хватало о чем говорить, и в зале стоял ровный гул голосов, иногда прерываемый восклицаниями и взрывами смеха.
Шалыгин, пройдя прямо к Розумихе и Теплову, был сразу же замечен и удостоен внимания.
— Ну что, нашлись твои актеры? — с добродушной улыбкой осведомилась Наталья Демьяновна.
— Да, они уже одеваются для репетиции, — кивнул Шалыгин и указал на благородных вдов: — А вот их родительницы приехали. Позвольте представить: Елена Никитична Томская и Татьяна Степановна Криничная.
Мать гетмана благодушно выслушала приветствия обеих женщин и, узнав, что сын Елены Никитичны — ученый-историк, радостно кивнула:
— Это хорошо, мой Кирюша любит ученых людей. С ним из Петербурга приедет несколько академиков.
Томская сказала, что Денис уже имел честь быть представленным Кириллу Григорьевичу, и Наталья Демьяновна, улыбаясь, подвела итог беседе:
— Ну что ж, с матерями я познакомилась, пора и на деток посмотреть. Веди нас, Иван Леонтьевич, в театральную залу.
Дверь во флигель бесшумно отворилась, и в нее вошли Наталья Демьяновна с компаньонкой, Теплов с двумя своими секретарями, а затем Шалыгин и Татьяна Степановна с Еленой Никитичной, которым было позволено, как матерям главных исполнителей, присутствовать на репетиции.
Остальные гости, побродив еще немного по большой зале, были вежливо, но настойчиво выпровожены оттуда дворецким. Мало кто из них успел заметить появление Криничной и Томской. Между тем среди гостей были двое, которых приезд благородных вдов мог бы живо заинтересовать. Но как раз именно эти двое в момент появления Татьяны Степановны и Елены Никитичны были заняты беседой друг с другом и находились не в той стороне залы, через которую прошли вдовы. Так и получилось, что Вера Томская и Остап Новохатько вовремя не узнали о приезде почтенных дам, вызванных в дорогу «доброжелательными» письмами.