Чужой среди своих 3
Шрифт:
— Ну… хоть так, — не слишком удовлетворённо киваю я, запихав в скрученное полотенце массивный кусок выданного мне хозяйственного мыла и сделав пару взмахов на пробу, — Может быть, это и паранойя, но параноики живут дольше!
Включив воду, лезу под холодные струи, даже не пытаясь отрегулировать температуру. Тут же выключаю и начинаю быстро намыливаться, постоянно контролируя дверь.
— Нежданчик! — весело сообщил крысёныш, выливаясь в душевую с таким предвкушающим выражением лица, что раздумывать я
' — Сука!' — в памяти сразу всплывает та, ошивавшаяся в вестибюле девчонка.
Схватив полотенце, прижал его к паху, и, сделав испуганное выражение лица (для чего мне не пришлось особо стараться) семеню навстречу, изо всех сил показывая, что больше всего хочу выскочить из душевой, пусть даже и таким, намыленным.
— Га… — оценил моё сценическое мастерство стоящий позади своих дружков младший брат Валуева, раскрывая в улыбке рот.
… и импровизированный кистень влетел в голову крысёныша. Нокаут!
Сложившись пополам, тот сломанной марионеткой рухнул на мокрый пол душевой, а полотенце, описав широкую дугу, врезалось в скулу красавчика, но к моему великому сожалению, дубль не вышел.
' — Чёрт… надо было этого гасить!' — успеваю с досадой подумать я, растопыренной пятернёй вбивая нос питекантропа, и тоже, увы, не слишком удачно…
… но во всяком случае, на пару секунд его повело и я, не став ждать, продолжил серию, стараясь делать всё максимально быстро и сильно. Пах… не слишком удачно, затем печень, толчок обеими руками головой в ближайшую стену — так, что аж треснула плитка…
… и мне прилетело по рёбрам, но я уже вошёл в клинч и работаю с красавчиком локтями, коленями и головой, а тот, ошеломлённый как непривычной тактикой, так и дракой с голым противником, сопротивляется яростно…
… но бестолково и не слишком для себя удачно.
— Н-на, сука! — пнув пяткой по голове представителя недостающего звена, надумавшего было подняться, снова укладываю его в нокаут, стараясь не думать о возможных последствиях. А они, последствия, могут быть потом с разных сторон….
Наскоро, секунд за десять, домывшись, оборачиваюсь в поясе полотенцем и выхожу, не вытираясь, прихватив с собой стопку чистой одежды.
Одевшись в спальне, хотел было подождать соседей по комнате, чтобы всё-таки расставить точки в наших непростых отношениях, но…
— Ты новенький, да? — засунув палец в нос и встав в дверях, уставился на меня мальчишка лет десяти с физиономией, напрашивающейся на плакаты о вреде алкоголизма и пьяном зачатии, — Мне физрук сказал за тобой сбегать, чтоб одна нога здесь, а другая там!
— Ну… пошли, — киваю я, стараясь не морщится досадливо. Чего уж теперь… момент упущен!
— Савелов, так? — стоя во дворе, физрук, набычившись, смотрит на
Если отбросить мат и угрозы, то на выходе я получил классическое «Вешайтесь, духи!».
— … дышать будешь через раз, и когда я скажу, ты меня понял, Савелов? Ну! Что молчишь?
— Понял, Валерьян Игоревич, — не спорю я, — всё понял!
— Ну смотри… — многозначительно протянул физрук, — я таких, как ты, умею укорачивать!
— Валерьян Игоревич! — к нему подбежала какая-то девочка, — Там мальчишки…
— Иди, — отмахнулся от меня физрук, теряя интерес, — и смотри, не попадайся мне на глаза!
Ну… я и пошёл. Стараясь не слишком отсвечивать, шатался по территории детдома до самого вечера, изучив все плакаты, стенгазеты и заборы, ну и, разумеется, по мере возможности, закоулки и возможные ходы отступления. Последнее, впрочем, скорее для галочки в графе «Я сделал всё, что смог», потому что местные дадут мне фору в сто очков и всё равно переиграют.
Детей по летнему времени немного, человек, может быть, двадцать. Заболевшие, проштрафившиеся, дежурные… кто есть кто, разбирать не стал, да и детдомовцы не лезут ко мне с общением. Последнее, к слову, не радует, такая вот незримая зона отчуждения говорит о многом.
Соседи по комнате и этажу будто испарились с территории, но вероятнее всего, просто отлёживаются где-нибудь в укромном месте, стараясь не попасться мне на глаза. Я не обольщаюсь, это ещё не победа, а всего лишь первый раунд, вечером будет второй, и что там дальше, Бог весть, но скорее всего, ничего хорошего.
Жара и собственные нерадостные мысли раскалили мою голову к вечеру до предела. Подумалось было сходить в медпункт, но вспомнил о безымянном психиатре, который всю медицину будет трактовать в однозначно невыгодном для меня направлении, и передумал. Чревато…
К вечеру вместе со всеми, но при этом отдельно, потянулся в столовую. Большое, типовое советское помещение, мало чем отличающееся от таковой пионерском лагере. Большая, намертво пропахшая комбижиром, кислой капустой и прочими вещами, которые без лишних слов говорят о том, что в СССР всё лучшее — детям!
Длинные столы, лавки, изрезанные и как бы не погрызенные поверхности. Впечатление не то чтобы гнетущее, но и не радостное.
Еда, впрочем, почти нормальная — классические серые макароны, невнятное, очень жилистое мясо в коричневом соусе, хлеб и компот из сухофруктов. Испортить такое почти невозможно, но нельзя сказать, что повара не старались.
Порции, впрочем, достаточно большие, и добавку желающим клали щедро. Желали почти все, и не ели даже, а жрали, что значит, не каждый день такой праздник, с добавками.