ЧВК «Вольные стрелки». СВО в Африке
Шрифт:
В хозяйстве моего подразделения тоже есть Unimog S 404-й серии, так что после боя, если получится, надо будет снять с подбитых машин все ценное, включая запчасти.
– Огонь! – приказал я, как только машины достигли нужной точки.
– Ба-бах! – раскатисто рванул фугас под передней осью идущего головным «унимога». Взрыв подкинул машину вверх, она рухнула на землю и завалилась на бок. Водитель идущего следом джипа среагировал быстро, попытался объехать преграду, но я был начеку и всадил в капот внедорожника целый магазин «Горна». Французская штурмовая винтовка была на редкость
Идущий последним в колонне «унимог» получил сразу две гранаты в морду, окутался дымом и, прокатившись пару метров по инерции, долбанул в задницу джип.
Все! Есть! Теперь джип никуда не денется, он намертво сцепился с грузовиком. Советским военным теперь только либо сдаться, либо с честью погибнуть. Надо сделать все, чтобы они выбрали первый вариант.
Пулеметы стеганули длинными очередями, ухнули сразу четыре оружейные гранаты, по две на каждый грузовик, перезарядка, и вновь залп гранат. Как только ручники заткнулись на перезарядку, в дело вступили автоматы, которые сыпанули частыми очередями сразу с трех сторон. Три минуты непрерывного огневого контакта, и на две грузовые машины обрушилась настоящая лавина свинца.
Первый грузовик, взлетев на воздух, а потом завалившись на бок, подмял под своим кузовом половину пассажиров. Крики боли и вопли ужаса заполнили округу; джунгли, стоявшие в этом месте плотной стеной, надежно скрывали моих подчиненных.
Бойцы охраны из второй машины сыпались на землю, пораженные нашими пулями, непрерывный поток свинца просто выкосил пассажиров кузова грузовика за считаные секунды. Хлопнул третий по счету залп винтовочных гранат, осколки щедро прошлись по вражеским бойцам, добавив сумятицы и паники в стане противника.
– Прекратить! – громко крикнул я в громкоговоритель, который специально припас для такого случая. Откашлялся и перешел на русский язык:
– Товарищи офицеры, сдавайтесь, вам ничего не угрожает. Работает КГБ! Повторяю! Товарищи офицеры сдавайтесь, вам ничего не угрожает.
Я чуть было сдуру не ляпнул: «Работает ОМОН», вот было бы смеху, ведь до создания «Отрядов милиции особого назначения» еще много лет, и советские военные, к которым я обратился через громкоговоритель, могли справедливо рассудить, что ОМОН – это аббревиатура очередного африканского фронта или движения сопротивления.
На отрезке проселочной дороги, залитой водой по самое не балуй, на какой-то короткий миг повисла тревожная тишина. Мои бойцы не стреляли в ожидании моего приказа, но при этом внимательно следили за солдатами противника. Выжившие вояки из охраны поняли, что тут что-то не так, раз к советским военным обращаются на русском языке.
Пассажиры джипа выбрались из машины и сноровисто рассредоточились в поисках укрытия, причем двое при этом подобрали оброненные своими охранниками автоматы. Вот ведь затейники такие! Получается, что личного оружия у них и правда при себе не было. Охренеть!
– Выходите с поднятыми руками! – Мой голос, усиленный громкоговорителем, басовито разносился по округе. – Прекратите сопротивление, слово офицера, что вам ничего не угрожает! Сдавайтесь! Поговорим по душам, да
Из-под днища джипа раздался скрежет металла, и наружу полез невысокий парень в перепачканной землей «афганке». Автомат он аккуратно положил на капот джипа и пошел в мою сторону демонстративно, вяло держа руки поднятыми вверх. Походка у парня при этом была развязной, и он всячески показывал всем своим видом, что ничего страшного не произошло и он полностью контролирует ситуацию.
– Ну, кто тут хотел поговорить? – громко выкрикнул советский специалист. – Давай поговорим.
– Паспарту, держи под прицелом джип, там второй советский военный, – вполголоса произнес я. – В случае опасности я падаю на землю, а ты всех гасишь. Понял?
– Да.
Советников из СССР хотелось взять живыми и невредимыми, но если они пойдут на принцип, и придется выбирать или я, или они, то для меня выбор очевиден. Своя рубаха, а тем более шкура ближе к телу. Ладно, разберемся!
Я выбрался из своего укрытия и двинулся навстречу невысокому парню в «афганке». Когда до него осталась пара десятков метров, наши взгляды встретились, лицо советника из СССР исказилось гримасой удивления, и он, широко округлив глаза, потрясенно произнес:
– Котов, ты?! Откуда? Сука! Все-таки продался, иуда проклятая!
– Ага, значит, мы знакомы, – раздраженно хмыкнул я, – ну, это даже к лучшему, будет, о чем поговорить. Пусть второй вылезает, да пойдем поговорим. Вашей жизни ничего не угрожает, – твердо произнес я.
– За сколько продался, иуда? – презрительно сплюнув себе под ноги, спросил крепыш.
– Я не продавался, – спокойно глядя прямо в глаза парню, ответил я, – но когда ты узнаешь правду, почему я здесь и где провел этот год, то ты очень сильно удивишься и, скорее всего, не поверишь.
Глава 10
Советских советников оказалось двое: тот самый невысокий крепыш, который вышел первым, и пожилой дядька лет шестидесяти с абсолютно седой головой. Еще с ними был кубинец, водитель-охранник, и переводчик из местных. Африканец и кубинец вполне сносно говорили по-русски. Кубинец и переводчик были облачены в форму темно-зеленого цвета, а советские военные щеголяли в светлых «афганках». Я приказал советским военным раздеться, чтобы не выделяться на общем фоне, те понятливо кивнули, сноровисто переоделись в предложенную одежду. Всех четверых связали, плотно натянув на головы полотняные мешки. Уволокли подальше от места недавнего боя, незачем им слышать, что тут будет дальше происходить.
Потом выволокли из кустов несколько припасенных трупов, двоих облачили в «афганки» и разложили возле джипа. Я сделал несколько кадров из фотоаппарата, фиксируя положение тел и общую картину боя. Потом трупы обезглавили, попутно хорошенько сдобрив мертвые тела, форму и срезы на шее кровью, благо этого добра сейчас было навалом. Всех бойцов охраны, даже тех, что взяли живыми, «задвухсотили», раненых тоже добили. Жестко?! Ну а как по-другому? Конспирация превыше всего. Опять же, я не знаю, кто сливал информацию о советских военных руководству Рикочо, поэтому живых свидетелей оставлять нельзя.