Чжунгоцзе, плетение узлов
Шрифт:
За все это время Юньфэн не проронил ни слова. А оставшись с невестой наедине, просто пожелал ей спокойной ночи. И гордо удалился.
Конечно, впоследствии он не мог оставаться совершенно безучастным к прекрасной влюбленной девушке, живущей рядом с ним, однако поначалу он и вовсе не желал ее трогать. Умная Сюэлянь, впрочем, так угождала свекрови, как матери родной бы не служила, и очень уж она полюбилась матушке Ао: та ее баловала, ласкала, да только печаль не сходила с лица девушки.
Выпытывать стала старушка Ао, в чем дело, и Сюэлянь наконец-то созналась, что муж ее избегает, к ней никогда не приходит. Матушка Ао потихонечку
— Ты к ней заходи, побеседуй, сыграй на гуцине. Музыку она любит. Стихи почитайте, сыграйте хоть в пальцы.Бедняжка скучает — я, старая, ей не подруга.
Со вздохом Юньфэн согласился: лишь бы матушку успокоить. И потихоньку Сюэлянь смягчила его сердце кротким и нежным нравом, терпением, чуткой заботой.
Она не только много читала, но и тонко чувствовала музыку, хорошо пела и играла на пипе. Сюцай Ао вынужден был признать, что проводить время в беседах с женой было довольно приятно.
И все же случались дни, и часто они случались, когда ему не хотелось видеть ее и слышать сладкие напевы ее лютни-пипа.
Слишком много было того, чего она не понимала. Например, почему он не хочет сдавать столичный экзамен и, получив хорошую должность, служить своими талантами Поднебесной. Он и сам не знал толком, откуда пришло это решение и почему он так держится за него, и объяснить что-то Сюэлянь никак не мог. Были и еще вещи, о которых с девушкой было бесполезно говорить, во многом из-за того, что Юньфэн и сам не очень хорошо понимал их. Откуда эта смутная тревога, томление души, не находящей отклика даже в самых близких людях? Почему он чего-то ждет, чего-то ищет, сам не понимая, что ему нужно?
Устав от этих смутных мыслей, Юньфэн вышел вечером в сад побродить по дорожкам, проветрить голову. Сюэлянь играла на пипе и нежно пела:
Я легким облаком летала над землей,
не зная бед,
был пустотой наполнен мой покой,
таящей свет,
хранящей теплый дождь
и нежных всходов ласковую дрожь,
что до поры скрываются в земле,
таинственную проявляя вязь
лишь по весне на желобках полей…
Но юный князь,
вошедший дерзко в мой лесной чертог,
меня пленил своею красотой.
Гуцинь в его руках, что лук тугой,
звенел и пел,
и отражались от отрогов гор
удары стрел,
и каждый звук тревожный пробуждал
уснувший свет,
и кровью родниковая вода
текла в траве.
И растворилась облачная мгла,
я вниз к нему сошла.
Бьет из земли, пульсируя, родник,
я золотистый дождь напрасно лью.
В саду изысканных стихов и книг
одну лишь цитру любит он свою…
Юньфэн, слушая под ее окном, теребил лист банана и случайно его оторвал. Он горько усмехнулся и пошел к себе. Вернувшись, написал такие строки:
Прошита тонкой нитью тишина:
Твоя пипа срывает лепестки,
Сминается живая белизна
Под легкими движеньями руки.
Я не приду сегодня: будь одна,
Плети свой легкий шелковый мотив,
Чего-то ожидая дотемна.
Я лучше свой поворошу архив…
Скользит над садом вялая луна,
То стены трогая, то травы или мхи,
А
Я лист сорву и напишу стихи.
***
Нежата брел, путаясь в корнях и хлестких ветках. Шел долго-долго, но времени там не было. Он бесконечно повторял свой путь из Пскова через леса и буераки, сквозь время и иные миры, шел вдоль реки вверх по течению, ел безвкусную малину, пил горькую воду, не утоляющую жажду, слышал бесчисленные голоса: «Останься, останься со мной…»
Потом он открыл глаза. В полумраке бледно мерцало затянутое бычьим пузырем окошко, кто-то тихо шептал и мерно стучал о деревянный пол: стук… стук… стук… Будто клал земные поклоны. Нежата приподнялся на локте и вгляделся в темноту. Отец Феодул, уловив его движение, поднялся с колен и подошел к лавке, присел рядом, погладил юношу по голове.
— Ну что, Нежатко, нагулялся? Повидал новое?
— Да, — ответил Нежата.
— Хорошо?
Нежата не знал и молчал.
— Хорошо, — весело сказал за него отец Феодул. — Пойду дров наколю. Поешь пока. Вон каша на столе.
Старец ушел, Нежата сел и задумался. Он вспомнил своих родителей, брата, сестру, Незнанку, Онфима, мать Елпидифору, Нежку, Аришу и этого неизвестного иноземца… Каждый образ ныл ссадиной на душе, так живо он ощущал, слышал их тоску, одиночество, их обреченность вертеться в своем кругу… или нести свой крест? Их зов о помощи. Он опустился на колени и стал молиться.
У него сразу закружилась голова.
Отец Феодул вошел с дровами, бросил их и поймал Нежату.
— Что ж ты! Только в себя пришел. Давай, поешь сначала, — он сунул Нежате плошку ячменной каши, наполовину смешанной с травой.
Так Нежата остался жить у отца Феодула. Сначала он болел, потом настала зима, а потом он честно признался старцу, что не хочет уходить.
Той зимой к избушке отца Феодула стала прибегать лисичка. Нежата кормил ее кашей и хлебом, но больше всего она любила играть с ним: скакать по сугробам, прятаться в кустах, валяться в снегу.
— Опять со своей подружкой резвился? — спрашивал отец Феодул, помогая Нежате отряхнуться. — Не слишком ли ты большой уже для таких игр?
Нежата смеялся. Он давно так не веселился — с тех самых пор, как Незнанка нашел себе друзей в Завеличье и перестал звать Нежату играть в снежки и кататься с горки. Ему было пятнадцать, и он тогда на самом деле считал, будто уже слишком взрослый для подобных развлечений. А теперь вот бегал по лесу с диким зверьком и ничего не стыдился. С той зимы лисичка постоянно приходила к Нежате поесть каши и поиграть. Вместе с отцом Феодулом и Онфимом она была для него самым близким существом в мире. Иногда он мог доверить ей такое, что не доверял больше никому. Не постыдные греховные мысли: об этом он обязан был рассказывать на исповеди, — но прозрачные мечты и отвлеченные размышления.
***
Летом Нежата решил проведать Онфима. Тем более, что отец Феодул обещал с ним поговорить и позаботиться о нем. Оказавшись в лесу за Полоцком, он, озираясь по сторонам, принялся звать разбойника:
— Онфим! Онфи-им!
…Кто зовет его по имени? Шумит. Совсем не бережется. Не боится.
— Онфи-им! Ты здесь?
Волком подкрался, смотрит сквозь кусты: человечек небольшой, неопасный. Прыгнуть и перегрызть горло. Разом. Но волк сыт. Поиграть с ним, покалечить, съесть после.