Чжунгоцзе, плетение узлов
Шрифт:
— Прошу, дорогие гости, посетить место уединения моего небесного друга.
Это был небольшой домик в роще бамбука. Рядом росло несколько слив и грушевых деревьев, увешанных зелеными плодами. За домом возвышалось чайное дерево, такое большое, что, казалось, ему было лет двести. Из шелестящих зарослей веяло свежестью, покоем и тишиной.
— Пожалуйста, проходите, — поспешил пригласить их Ди-тай и нерешительно добавил: — М-м, Тайфэн… надо же чем-то накормить этих смертных?
— Я сбегаю! А ты пока согрей им воды в Цинлинчжиюани, — и мгновенно исчез.
— Цилинчжиюань? — переспросил
— Да… то есть Тайфэн назвал в его честь небольшую запруду тут неподалеку.
— Это в честь Ди-тая я его так назвал! — разнесся в горах голос Тайфэна. — Он — мой Чистый холодный омут! — и голос стих отзвуками эха.
— Он все время озорничает, — смущенно улыбнулся Ди-тай. — Такой у него непоседливый характер.
Пруд оказался не слишком маленьким: около чжана в длину, пяти чи[2] в ширину и глубиной примерно в три чи. Ди-тай присел на корень и опустил руку в воду.
— Конечно, это довольно удобно… — бормотал он, будто извиняясь, пока неторопливо помешивал воду. — Вот, попробуйте: достаточно теплая? Скоро стемнеет, — добавил он, посмотрев на небо. — Мы тут все разукрасили светлячками: вы не заблудитесь. А сегодня полная луна.
Когда они, помывшись, вернулись в домик Ди-тая, Тайфэн уже принес еду и расставлял на столике еще теплые закуски.
— Вы уж простите, все постное: это божественное создание не выносит мясо ни в каком виде… — и, окинув гостей взглядом, добавил, обращаясь к Ди-таю: — Я вижу, ты уже помыл своих чумазых смертных?
— Тайфэн, почему ты всегда такой грубый? — с упреком отозвался Ди-тай.
— Я же не имею столь высокого неземного происхождения, как мой прекрасный друг, — усмехнулся Тайфэн. — Ты же мой Ледяной омут, полный небесной холодной синевы. Никогда не бываешь грубым, всегда мягкий, ласковый и добрый, как весеннее солнышко. Как и оно, исполнен чистейшей любви.
— При чем тут это? Зачем ты вообще заводишь речь о таких вещах при гостях? — возмутился Ди-тай.
Тайфэн бросил на него хитрый взгляд из-под ресниц, наклонился к его уху и сказал шепотом, но так, чтобы все слышали:
— Ты же знаешь, почему именно при этих гостях…
— Помолчи! — шикнул на него в ответ Ди-тай и, извиняясь, обратился к Юньфэну и Нежате: — Вы не должны обращать внимания на его выходки. Он просто шаловливый земной дух.
— Да-да, я земной дух радости, а ты — великий небесный посланник. Все должны знать это. Ты ведь к тому клонишь?
— Перестань ёрничать, Тай-эр. Да, я небесный посланник, разве не заметно с первого взгляда? Если нас с тобой сравнить, сразу же видна разница. Так ведь? — он вопросительно взглянул на гостей, молча наблюдавших за странной перепалкой хозяев. Только теперь Юньфэн и Нежата смогли, как следует, рассмотреть его и его спутника.
Лицо Ди-тая точно заливали солнечные лучи, так что и глаза, и волосы казались очень светлыми. Взгляд его прозрачных ясных глаз был совсем как небо — ослепительный и прохладный. Тайфэн же, действительно, был земным: он выглядел совершенно как человек: смуглый, с веселыми раскосыми глазами, с прямыми черными волосами, — только у него был… хвост.
— Хвост? — выдавил
— Да-да, — с нескрываемой гордостью подтвердил Тайфэн. — У меня и вправду есть хвост — отличный воробьиный хвост. Если бы вы знали, как я смущался этим, как мучился долгие-долгие столетия! И заклятие невидимости на него накладывал, и даже выщипывать пытался, — при этих словах внимательно слушавший Ди-тай страдальчески поморщился, будто это ему кто-то выщипывал хвост. Тайфэн, заметив его выражение, подмигнул и добавил: — С хвостом ведь трудно девушкам понравиться. Но вот когда я познакомился с Ди-таем, мое безумие прошло как по мановению руки. Он сумел меня убедить, что иметь хвост не так уж плохо… — и, заметив, как Ди-тай тянет руку в его сторону, увернулся, строго припечатав: — Но трогать мой хвост никому не позволено.
— Ой ли, — рассмеялся Ди-тай и таки дернул Тайфэна за хвост. Тот оскорбленно покачал головой и с укоризной проговорил:
— И это великий, благодатный, блаженный, священный Ди-тай совершает столь неблаговидные, столь несуразные действия. О небеса! Как низко ты пал…
— Знакомство с таким взбалмошным духом, как ты, действительно наложило неизгладимый отпечаток на мою неземную сущность, — печально вздохнул Ди-тай и дернул Тайфэна за хвост еще раз. Потом он посмотрел на изумленных людей и, смутившись их вниманием, проговорил: — Простите, мы так отвыкли от гостей, что разучились вести себя прилично. Боюсь, вы теперь будете считать нас дикими невежами… Два добрых духа, которые прилюдно препираются, совсем забыв о гостеприимстве. Мне стыдно, право.
— Нет-нет, все хорошо, господин Ди-тай, — отозвался Нежата. — Мы так не подумаем.
— Ни в коем случае не подумаем, — подтвердил Юньфэн. — Мы как будто попали не в приемную, а сразу во внутренние покои. Саньюэ вообще дар речи потерял, да ведь?
Саньюэ молча кивнул, а Тайфэн рассмеялся:
— Он до глубины души, видимо, поражен видом моего великолепного хвоста. Ну а вы что о нем думаете, господа? — и он принялся вертеться, растопыривая перья на хвосте.
— Он, правда, очень симпатичный, — улыбнулся Нежата.
— Да, вам очень подходит, — согласился Юньфэн.
— Может, тигриный был бы лучше? — Тайфэн подмигнул Юньфэну. — Но ничего не поделаешь: таким уж я появился на свет.
После ужина хозяева уложили гостей в свои постели, Саньюэ постелили циновку на полу.
— Нам, правда, неловко занимать ваши кровати, — робко возражали Юньфэн и Нежата, но Тайфэн расхохотался в ответ:
— Мы же бессмертные! Нам спать вообще не обязательно. Это уж так, мы тут на земле время коротаем, особенно зимой поспать хорошо.
— Да, — кивнул Ди-тай. — Мы полюбуемся луной и поболтаем.
— Выпьем вина! — Тайфэн потянул Ди-тая к выходу.
— Ты выпьешь вина, — возразил тот, следуя за ним. — А когда уснешь на крыше, я присмотрю, чтобы ты не упал.
— Знаю, ты ждешь не дождешься, когда я усну, чтобы поговорить с Владыкой, — донесся со двора насмешливый голос Тайфэна.
— Ты тоже мог бы с Ним говорить, но почему-то редко соглашаешься…
Судя по звукам, оба бессмертных сидели теперь на крыше и беседовали совсем тихо, так что расслышать их было невозможно.