Цигун: покой в движении и движение в покое. Том 4: Несказочная сказка
Шрифт:
Однако на этом экзамене от испытуемого требовались не его личное понимание, а некие прописные истины, которые можно было прочесть в книгах. И, надо сказать, кандидаты на должность потрясали своей эрудицией. Некоторые из них, отвечая на вопрос, цитировали по памяти целые страницы из многотомных трактатов. Само собой, я читал все эти книги. Некоторые фрагменты из них я даже знал наизусть. Отец говорил, что это полезно для укрепления памяти. Но он никогда не позволял мне давать ответ, цитируя кого-то. Он говорил так:
– Меня не интересует то, что написано в книгах. То, что ты цитируешь, – это
Меня то ли случайно, то ли по какой-то иной неизвестной причине вызвали последним. И когда мне задали вопрос, я честно ответил, что не знаю, как мне на него отвечать.
– Вы не знаете ответа на простейший вопрос! – с явным удовольствием констатировал председательствующий.
– Не совсем так. Я знаю много ответов на этот вопрос и не знаю, как вам отвечать на него. То ли то, что я думаю, то ли то, что написано в книгах, то ли то, что вам больше всего понравится.
Председательствующий побагровел:
– Как можете вы знать, что мне нравится?! – он уже почти кричал.
Мое «не-стремление» к этой должности давало мне заметное преимущество: я мог говорить, что хочу. Максимум, что могли мне сделать, – это обозвать невеждой и прогнать с позором. Хотя, какой позор в том, чтобы говорить, что думаю.
– Я в течение нескольких часов имел честь наблюдать, как уважаемая комиссия проводит экзамен. И точно могу сказать, к какой философской школе вы себя причисляете. Также могу сказать, что ваш способ приема экзамена напоминает мне неправильную игру в мяч.
– Вон! – заорал председательствующий. – Стража, вышвырните его прочь, да не из зала, а прямо за ворота дворца. Сначала его, а вслед за ним все его пожитки. И пусть будет счастлив, что я не приказал избить его бамбуковыми палками.
Я огляделся: прочие претенденты выглядели очень довольными. Еще бы, молодой выскочка, никто по имени «сын известного отца», получил по заслугам. Стража же не шелохнулась, похоже было, что распоряжался ею кто-то другой. Впрочем, это неважно. Сейчас этот другой отдаст приказ, и меня все равно выбросят за ворота. Минутой раньше, минутой позже…
И тут я услышал тот же приятный голос, который слышал, когда рассматривал Танцующую красотку:
– Зачем так торопиться? Как только становится интересно, так тут же «вышвырните его прочь». А вот я бы с удовольствием послушал мнение господина Вейжа по поводу приема экзамена и игры в мяч.
После встречи с незнакомцем в саду я уже догадывался, кто он. И поведение всех окружающих подтвердило это. Впрочем, в этот раз я бы тоже понял все сразу. Тяжеленный головной убор, халат с девятью золотыми драконами, пять из которых должны быть видны спереди, а пять сзади. Еще на халате были вышиты облака, солнце, луна, звезды, горы, птицы, речной тростник и огонь. В общем «полный императорский набор», не оставляющий сомнений в положении того, кто предстал передо мной в окружении многочисленной стражи в шитых золотом одеяниях. Надо отдать ему должное, в этом одеянии и в окружении свиты император выглядел так же естественно, как в одиночестве и в простой одежде, в которой он прогуливался в саду.
Перед моим отъездом отец кое-что рассказал мне про императора:
– Это чрезвычайно хитрый человек. Он настолько хитер, что иногда его хитрость
– Император не относится к подданному как к подданному лишь в двух случаях… – начал я.
– Да, – продолжил отец, – когда тот изображает его предка в процессии или является его наставником. Так что тебя он уважать никак не обязан. Хотя должность наставника наследного принца считается одной из самых почетных и… Одной из самых мерзопакостных. Почетная она понятно почему: наставник самого принца. А вот почему она мерзопакостная становится понятно далеко не сразу. Пока принц – это всего лишь принц, его отец требует от наставника строгости (иногда даже телесных наказаний) по отношению к ученику, а иначе как же тот сможет хорошо учиться. Но когда император умирает и бывший принц занимает его место, то он вполне может напомнить своему наставнику, что тот был слишком суров с ним. И его не будет интересовать, что наставник был строг лишь по указанию его папаши. И это одна из причин, по которой я не желаю собственному сыну занять если не одну из самых важных, то одну из самых почетных должностей в империи.
Помня, что отец говорил мне про проницательность императора, я понимал, что говорить мне придется то, что думаю. Так я и сделал.
– Любое действие, в котором принимает участие благородный муж, должно быть выгодным не только для него, но для всех, кто в нем участвует. Это важнейший секрет честного успеха. Можно сказать и иначе: всякое действие должно вести к гармонии. Что такое гармония никто не знает, но в философии есть принципы, следование которым позволяет если не достичь гармонии, то хотя бы двигаться в направлении к ней.
– Забавно, – улыбнулся император, который явно получал удовольствие от происходящего, – но я человек практики и мне хотелось бы услышать, как все это работает. Ну, хотя бы на уровне экзамена.
– Экзамен не является исключением: пользу от него должны получать как тот, кто задает вопросы, так и тот, кто на них отвечает. То есть он должен быть подобен игре в мяч, когда каждый игрок не только бросает, но и ловит мяч. Если же экзаменатор только говорит, но не слышит… Если он лишь поучает, но не учится сам…
Подумав, император сказал:
– Пожалуй. Только мне это напоминает не столько игру в мяч, сколько игру в Сянци, когда один игрок переставляет фигуры, не слишком интересуясь ходами своего противника. Но я бы хотел знать, что думает уважаемая комиссия по этому поводу? – перевел император взгляд на сидевших с кислыми лицами старцев.
Председательствующий, разгладив ухоженную седую бороду, с издевкой спросил меня:
– Ну, допустим, я поймал «мяч» вашего ответа, юноша. И какая же польза мне от ваших ответов? Ведь они вполне могут быть неправильными. Я бы даже сказал, что они почти наверняка не будут правильными.