Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8"
Шрифт:
– Давай хотя бы положим ее на кровать, – предложил режиссер.
– Позже. Аж перекурить хочется… Как некстати, что я завязал!
– У тебя идет кровь из руки, – заметил Оливер. – Надо бы подлатать тебя.
– Я захватил с собой аптечку первой помощи, – сообщил Винсент.
– Давайте я принесу, – предложил Джойс.
– Спасибо. Откроешь чемодан на первом этаже – и сразу увидишь полупрозрачную коробочку.
Джойс вышел, и до его возвращения в комнате никто не заговаривал. Слышался лишь сдавленный плач Леоны.
Как только аптечка была доставлена, Уокиншоу
– Спасибо, Винс. Очень выручил.
Оттого что все совершенно выбились из сил, казалось, будто Уокиншоу единственный из них имел право выражаться человеческим языком.
– Охота закончена. Страшный зверь взят живьем без потерь. Теперь предлагаю поспать, пока из Штатов не прибыла полиция.
– Погоди, а как быть с Леоной? – сказал Тофлер оператору-постановщику, который уже быстро направлялся к лестнице.
– Ты про кровать? Перетащите ее туда сами. Уж извините, но второй раз прикасаться к ней я не буду.
Он уже спустился на пару ступенек, когда вдруг застыл на месте и развернулся обратно:
– Эрвин, теперь за нее отвечаешь ты. Я сделал все, что мог. Не думаю, что веревка развяжется, но если она сбежит или случится что-то еще похуже, ответственность ляжет на тебя. И ты, Оливер, тоже присмотри за ней. – С этими словами Уокиншоу пошел вниз по лестнице и исчез из виду.
Тофлер присел на корточки возле Леоны, которая уже прекратила плакать. Сейчас она лежала практически в той же позе, что и Ларри на верхушке декорации, – но, в отличие от него, она была жива и по-настоящему сильно мучилась. С ее-то характером она бы ни за что не позволила так обращаться с собой, если б на нее не навалилась целая толпа.
– Оливер, Сэм, помогите перенести ее на кровать.
Сэм Ходжес и Оливер Баррет присели на корточки возле него. В шесть рук они подхватили Леону снизу и аккуратно приподняли ее. Та застонала – видимо, узлы больно врезались в кожу.
Они медленно опустили ее на кровать лицом вниз. Леона снова заплакала – возможно, из-за боли. Тофлер прикрыл ночной рубашкой ее оголившиеся ноги. Стоя втроем сбоку от кровати, они еще некоторое время смотрели на актрису.
– Эрвин, можно нам вернуться к себе и поспать?
Тофлер поднял голову и увидел мясистое лицо Винсента, который уже собрался спускаться по лестнице. В одной руке у него была аптечка, в другой – стул, который он принес из своей комнаты. Джим Бейнс, Берт Эстин и Адольф Мейер тоже стояли у выхода в ожидании указаний режиссера.
– Зачем вам меня спрашивать?.. Ах да, я ведь все еще главный, – улыбнулся Тофлер. – Конечно, можете идти.
Не успел он это сказать, как все они развернулись и начали друг за другом выходить. Джим и Адольф поддерживали Берта, пока он медленно спускался по лестнице.
– Мистер Тофлер, как нам поступить с телом Кэрол? – удрученно спросил Джойс Изнер.
– Заверни ее в брезент, в котором мы везли сюда Ларри со съемочной площадки, и положи в палатку рядом с Ларри.
Тофлер склонил
Он очнулся, когда кто-то окликнул его по имени. Тофлер уже не знал, сколько времени прошло. Из комнаты исчезли все стулья, кроме того, на котором сидел он сам. Люк, ведущий в преисподнюю, был закрыт – вероятно, это сделал Сэм, который спустился последним. Теперь посреди комнаты стоял только Оливер – он-то и позвал режиссера.
– Эрвин, иди поспи, – тихо сказал он. Его лицо было усталым, из голоса исчезла привычная бодрость.
– Да-да, хорошо. Скоро пойду…
Режиссер еще раз взглянул на связанную Леону. Ни двигаться, ни говорить она не могла и смотрела на Тофлера как зверек, просящий хозяина о милости. Наркотический угар прошел, и теперь он видел перед собой глаза обычной Леоны; из них катились слезы от кошмарного унижения, которому ее только что подвергли.
Внезапно Тофлер подскочил, как на пружинке, и, указывая на нее пальцем, с жаром заговорил:
– Взгляни на нее, Оливер! Как так можно…
Оливер медленно покачал головой, но ничего не ответил. Секунд десять режиссер постоял, а затем сел на край кровати и взял в руки волосы Леоны:
– Как они могли так с тобой поступить! Если б только я мог сейчас что-то сделать…
Он перевел взгляд на Оливера. В глазах художника-постановщика за черной оправой очков блестели слезы.
– Я знаю, что ты понимаешь меня, Оливер. Как же я восхищался талантом Леоны! Не встреть я ее, остался бы простым разнорабочим в Голливуде… Можешь ничего не говорить, не нужны мне банальные слова утешения. Я и сам понимаю, что весь мой талант – это красноречие и умение угождать большим шишкам.
Затем он вновь посмотрел на Леону.
– Я всегда с радостью шел на съемочную площадку, когда мы работали вместе. Но не только потому, что мне нравилось сидеть на стульчике со своим именем и с важным видом кричать «Мотор!». Мне нравилось, как она с улыбкой приветствовала нас, перекидывалась с нами парой шуток… Когда у меня бывало скверное настроение или я сомневался в своих силах, мне было достаточно ее фирменного «положись на меня» – и я сразу начинал верить, что у нас получится отличный фильм. Она всегда меня выручала. Да и многих в Голливуде тоже.
Тофлер вздохнул.
– Но сейчас все настолько серьезно, что я бессилен. Удивительно, правда? Я же главный на площадке! Хотя кое-что я все же предпринял. Ты бы тоже хотела, чтобы я так поступил. Но, боюсь, и это тебя уже не спасет… Скажу тебе одно, Леона. Чем бы все ни закончилось, даже если ты окажешься безумной преступницей, которая пошла по стопам отца, я всегда буду тебе благодарен.
Поворошив волосы Леоны рукой, Тофлер медленно поднялся и направился к Оливеру. Тот без слов развернулся и пошел впереди, играясь с фонариком. Вместе они спустились по лестнице.