Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8"
Шрифт:
Я шел за ним следом. В коридоре горела лампочка, но мне показалось, что и без этого в нем было бы довольно светло. В коридор попадал свет с улицы через отверстия под потолком, устроенные в фундаменте «Рюбикана».
– Вот.
Остановившись, Мория указал на комнату с разбитой стеклянной дверью, похожую на бывшую раздевалку. Между досками скопилась белая пыль, на ней были видны следы обуви. Здесь тоже стояли картонные коробки. Помещение оказалось не такое просторное, как я представлял. Баня в «Рюдзукане» куда больше. К тому же здесь,
– Здесь была общая ванная? – спросил я Морию шепотом.
– Нет, семейная, – ответил он.
Войдя в раздевалку, я увидел, что Футагояма с сыном стоят рядом в тускло освещенной ванной комнате, склонив головы, и беспрестанно читают молитвы. Ближе к нам была спина Икуко Инубо.
Ванная, видимо, служила главной кладовой. Она была тесно заставлена коробками всех видов. Из уважения к священникам я не стал заходить внутрь и не видел всей картины, но количество коробок поражало. Кажется, здесь хранилось все имущество, оставшееся с тех пор, когда «Рюгатэй» был гостиницей.
По другую сторону ванны была площадка, сложенная из натуральных камней. Немного выше нее торчал кран горячей воды, от которого тянулось вниз вертикальное коричневое пятно. Выше в левую сторону стену украшал рельеф, изображавший хвост дракона, переходивший на левую стену.
Понятно, ведь это «Рюбикан». Поэтому в этой бане находятся зад и хвост дракона. Соответственно, в «Рюдзу-но ю» – его голова. Очень замысловатое устройство.
– Видите, выглядело, как будто дракон мочится, и людям не нравилось, – сказал Мория с кривой улыбкой, выходя в коридор.
– Этот путь ведет к свалке с остатками еды, которую я показал в кухне. Но туда можно не ходить, верно? – спросил Мория.
Я почувствовал запах и решил, что он прав.
– Будете дальше слушать молитвы?
– Нет, пожалуй, достаточно, – ответил я.
Вернувшись в коридор, я увидел перед собой великолепную парадную лестницу. Здесь до сих пор на полу лежала красная ковровая дорожка. Резные деревянные перила, изображавшие дракона, все еще находились в хорошем состоянии, хотя и были покрыты белой пылью. Проходя здесь первый раз, я вообще не заметил этой лестницы. Подойдя к ее подножию, я увидел, что потолок над лестницей забит досками, отчего здесь и было темно.
Ход на узкую лестницу, по которой мы спустились, открывался в стене перед нами. У ведущей туда двери тоже не было ручки, поэтому в закрытом состоянии она выглядела как стена.
– Почему закрыли эту лестницу? – спросил я.
– Она вела в дурном направлении. В этом доме происходило так много плохого, что надо было от нее избавиться, – сказал Мория.
Однако это не дало результата, и трагедии продолжали происходить.
Подходя к узкой лестнице, Мория вдруг, что-то вспомнив, указал на дверь слева от себя:
– А еще здесь раньше была комната, где делали кото.
Дверь была обыкновенная и не выглядела как потайная.
– Хорошо, тогда вернемся на первый этаж? – сказал Мория.
Я согласился. Молебен все еще продолжался.
3
В воскресенье никто не торопился, и я застал Сатоми за завтраком. Священники закончили свою работу и пришли в большой зал. Сатоми помогала разносить посуду для завтрака, а потом села рядом со мной, и мы позавтракали вместе.
Завтрак был типичным для гостиниц в японском стиле: суп мисо, приправленные морские водоросли, сырые яйца и рыба. Сатоми спросила, всегда ли я завтракаю по-европейски. Я ответил, что чаще всего да, потому что проще, но гораздо больше люблю вот такую еду. Сатоми беспокоилась, что деревенская кухня мне не по вкусу, но тут она ошибалась. Честно говоря, я всему остальному предпочитаю японскую кухню, и еда в этой гостинице мне очень нравилась. Приготовлено все было замечательно. Должно быть, это заслуга Мории.
За едой я сказал, что слышал недавно звуки кото, и спросил, кто на нем играл. Сатоми сделала жест, как будто поперхнулась едой.
– Я, – почти крикнула она.
– Это ты? Ты тоже умеешь играть на кото? – удивился я.
– Немножко.
– Мне хочется побольше узнать о кото. Значит, можно тебя поспрашивать?
– Да, но я не очень разбираюсь. Мама лучше знает.
– Помнишь вечер, когда убили госпожу Хисикаву? Тридцатое марта?
– Да.
– Что за мелодию она играла тогда? Я ничего не знаю о кото, но где-то слышал ее раньше.
– Я не знаю, не могу сказать.
– Может быть, мама твоя тоже слышала.
– Нет, я не говорила, что слышала.
– А твой папа слышал.
– У него нет смысла спрашивать. Он ничего не знает о кото, – сказала она насмешливо.
– А ты что играла утром?
Сатоми снова смутилась и захихикала.
– Эта мелодия называется «Танец цветов». Она очень сложная. Я ее сейчас разучиваю.
– Старинная?
– Нет, современная. Она была написана в восьмидесятом году. Для меня это чрезвычайно сложно. Госпожа Онодэра и госпожа Хисикава очень хорошо ее играли.
– Это они тебя учили?
– Нет, мама.
– А, мама. Я никогда ее не слышал. Но ту, которую играла госпожа Хисикава, почему-то знаю.
Сатоми внезапно подняла голову. Мне показалось, она что-то сообразила.
– А это не классическая мелодия?
– Вполне возможно.
– Не эта?
Сатоми стала напевать. Я почти подпрыгнул:
– Эта, эта!
– Это Бах. Прелюдия соль минор.
– Что ты говоришь!
Я хлопнул себя по коленям. Поэтому-то я ее и слышал.