Цилиндр
Шрифт:
Антонио (в недоумении). Что случилось?
Рита (сгибается в три погибели, почти касаясь лицом пола и стуча по полу кулаками). Почему, почему, почему?
Антонио. Успокойся...
Р и т а. Почему жестокий ветер судьбы вдруг врывается к тебе в дом — и счастья как не бывало?.. У меня был муж — молодой, сильный, любящий... Сегодня ночью ворвался ветер и унес его. Смотри!
Решительным движением отдергивает занавеску, и Антонио предстает трагическое зрелище. На двуспальной кровати покоится тело молодого мужчины; единственная свеча, стоящая на мраморной крышке небольш о го ком о да^ делает
ан тонио (наконец обретает дар речи). Однако что здесь делает этот тип?
Рита. Ничего, ровным счетом ничего. Он не может больше ничего делать. Сегодня ночью он в слезах признался мне, что больше не в силах каждое утро ломать себе голову над тем, как раздобыть кусок хлеба для наших трех малышей, трех... И после приступа отчаяния у него отказало сердце и он скончался. А ты спрашиваешь, что он делает! Он делает то, на что обрекли его такие сволочи, как ты, которые швыряют на ветер по десять тысяч лир, чтобы купить себе порядочных жен бедняков, вместо того чтобы великодушно протянуть руку помощи их мужьям. Он ничего не делает, это его сделали покойным отцом, покойным мужем, покойным служащим, покойным рабочим, покойным жуликом, покойным бездельником, покойным, который при жизни всем докучал. Ты доволен? (С неожиданной настойчивостью хватает Антонио за руку и тащит к кровати.) Ты заплатил, ты имеешь право. Получай свое и скорее уходи.
Антонио (резко вырывает руку и пятится назад). Вы что, смеетесь? Рядом с ним?
Рита. А почему бы и нет? Разве тебя пугают умирающие, когда ты встречаешь их на улице и они смотрят тебе в глаза, обвиняя тебя в своей неминуемой смерти? Неужели ты боишься его, его, который не может больше тебя обвинить?
ан т о ни о (оскорбленный в глубине души дешевой социологической демагогией Риты, находит в себе силы, чтобы возмутиться). Слушайте, что вы ко мне пристали? Нечего сказать, веселое утро! И какого рожна меня занесло в это чертов переулок... Слушайте, как вас там зовут, у каждого из нас свои неприятности. Если я начну вам расписывать что творится у меня дома, то к концу моего рассказа вы успеете состариться. Какое я имею отношение к умирающим, которые разгуливают по улицам, к их «глазам» и «обвинениям»? Безработица есть во всем мире. Искренние соболезнования — и выпустите меня.
Рита. Дверь там.
Антонио. А десять тысяч лир?
Рита (решительно хлопая себя по груди). Они здесь. (После чего вынимает деньги из лифчика и подсовывает их под спину покойника.) А теперь здесь, и если у тебя хватит смелости, можешь взять их сам.
Антонио. Да свершится воля божья! (Затем, повернувшись к женщине, грубым тоном.) Счастливо оставаться. (Открывает дверь и быстро выходит.)
Рита. Скатертью дорожка, идиот!
Выдвигает ящик комода, берет сигареты и спички, зажигает одну сигар е ту для себя, другую для Р о д о ль ф о, своего покойного мужа, который тем вр е менем сел посреди кровати и протирает глаза.
Родольфо (курит с не меньшим наслаждением, чем Рита, которая делает несколько глубоких затяжек, довольная удачным финалом; затем берет жену за руку и привлекает к себе). Ягодка моя...
Рита. Котик, подожди... (Устремляется к входной двери, несколько секунд
С правой стороны площадки наверху лестницы появляется, выйдя из с о седней комнаты, мужчина лет шестидесяти с мрачным, неприветливым, болезненным лицом, но крепкий и неплохо сложенный. На нем голубая ма й ка-полурукавка, на которой бросаются в глаза ярко-красные старенькие под тяжки, поддерживающие некогда черные брюки, заштопан ные на. к о ленях и на заду. Роста мужчина среднего, но со стороны он кажется очень высоким благодаря цилиндру на затылке. Он держится с исключ и тельным достои нством, по чти величественно, что поразительным образом согласуется с этим головным убором, столь ко многому обязывающим. Агостино Мускар ъелло — таково его имя—молча подходит к тазу и в ы ливает его содержимое в ведро, берет ведро и кувшин и направляется к двери, откуда он на наших глазах появился.
Рита (оглядев переулок, закрывает двери балкончика). Его и след простыл: убежал от греха подальше. (К Агостино.) Извините... (Берет банку из-под талька и протягивает ему.) У меня кончился тальк. Большая коробка стоит у вас в комнате.
Агостино приподнимает правую руку и подбородком показы вает, что д е лать с банкой; Рита сует ее под мышку Агостино, и тот молча, отр е шенный от всего на свете, кроме этой банки, ведра и кувшина, переступ а ет порог вер х ней комнаты. Во входную дверь стучат.
Рита (встревоженная, спрашивает сверху). Кто там?
А н т о н и о (из-за двери). Свои, свои. Откройте.
Рита (быстро подходит к двери, в то время как Родолъфо гасит сигарету, прячет окурок под матрац и ложится, снова изображая из себя покойника). Что вам угодно?
А н т о н и о. Откройте на минуточку.
Рита. Чтобы я открыла, не зная, кто вы такой?
А н т о н и о. Это опять я.
Рита. Имя. Имя, фамилия, род занятий. «Это опять я» ничего не означает.
лет они о. Вы открываете дверь только тогда, когда вам нужно получить десять тысяч лир? А когда вы должны вернуть деньги, вы спрашиваете род занятий?
Рита (открывает и оказывается лицом к лицу с Антонио). Неужели ты не видишь, что со мной? Да я с ума схожу —хочешь ты это понять или нет?
Антонио. Я ставлю себя на ваше место, мне очень больно за вас, но чего ради я должен терять на этом десять тысяч лир?
Рита. Ты сделал доброе дело.
Антонио. Я не настолько богат, чтобы позволить себе выкладывать десять тысяч лир на благотворительные цеди.
Рита. А на подстилку для себя ты их мог потратить, кобель бесстыжий?
Антонио. По крайней мере я бы выложил их с пользой для здоровья.
Из другой компоты появляется А гости но* с полным кув шином, пустым в е дром и коробкой талька. Освободившись от своей ноши, слушает.