Цитадель один
Шрифт:
Я фыркнул, а он с торжественным видом поднял бокал:
— За здоровье этих бабушек, которых мы уже почти всех перевезли в города. Пусть наконец-то узнают, что жизнь — это не только непосильный труд, но и хороший отдых.
Его щеки раскраснелись, а голос стал прерывистым. Я с удовлетворением заметил, что пить он совсем не умеет. Всегда приятно видеть хотя бы пустяковые слабости у своего противника.
— Свобода — это миф для большинства людей. В свое время, один из основоположников анархизма, Макс Штирнер, доказывал, что «человечество», «народ» и «государство» являются ничем иным, как абстракциями, не существующими в реальном мире. Он проповедовал свободу, не задумываясь над тем, что свобода — не меньшая абстракция.
Я перебил его:
— Как это государство —
— А так. Эти абстракции выдаются за реальность теми, кто желает управлять людьми. Я не считаю это правильным, но некое рациональное зерно в этом есть. Любая политическая или этическая концепция оперирует с идеальными людьми, которых на самом деле не существует. Штирнер это понял, но он не понимал, что и его концепция индивидуальной свободы тоже нереальна. Философ либо ставит людей ниже себя, либо судит о всех по себе. Основатели анархизма были готовы к свободе, они могли быть свободными не в ущерб другим, но когда их идеи пошли в массы, тут же появились террористы с бомбами, батька Махно и революционные матросы с лозунгом «Грабь награбленное!».
— А как вы смотрите на все это?
— Мы заранее решили, что равенства людей нет, никогда не было и быть не может. Каждый должен быть свободен ровно настолько, насколько он готов к свободе.
— А кто это будет определять?
— Те кто умнее.
При такой постановке вопроса возражать трудно, но я примерно знал, о чем он может говорить и нашел, как мне показалось, брешь в его рассуждениях.
— А сколько мы знаем умных подлецов? Высокий уровень интеллекта еще не показатель высокой морали.
Он кивнул, попытавшись улыбнуться, но улыбка получилась кривая.
— Естественно. Но мы, Слуги высшего класса, достаточно узнали друг друга, перед тем как начать менять историю. При всех наших разногласиях, мы едины в том, что судьба человечества — главное для нас. Мы живем ничуть не лучше остальных. Уже семь лет действуют учебные Цитадели, и у нас есть много обученных людей. Мы учим вовсе не математике с физикой — на это есть учебники, а своему образу мыслей. Мы учим тому, что высокое положение накладывает массу обязанностей. Мы обеспечили высокий уровень комфорта нашим людям не за счет бедных, как это было всегда. Мы живем на самообеспечении, а за то немногое, что получаем извне, заплачено вперед и с избытком новыми технологиями. Нашу систему власти можно назвать олигархией. Мы, высший класс, будем пускать к себе только тех, кто действительно равен нам, и по интеллекту, и, главное, по видению мира. А теперь…
Он наклонился ко мне через стол.
— Я хочу рассказать тебе о том, ради чего я пришел сюда. Обычно, мы даем эту информацию через два-три года после начала обучения, но тебя надо побыстрей вытаскивать из леса, и твоих братьев по оружию — тоже. Ты когда-нибудь задумывался над тем, что жуки ведут себя не так, как положено завоевателям?
— Ну почему не так? Они поставили управлять завоеванными людьми других людей. Одни названия «Хозяева» и «Слуги» чего стоят!
— Вот-вот, названия! А где дела, достойные настоящих оккупантов и поработителей? Где концлагеря и массовые расстрелы? Где пожирание младенцев и высасывание крови у женщин? Где отправка мужчин на каторгу с целью разграбления всех природных ресурсов? Где колонизация и создание резерваций для оставшихся в живых людей? Что ты, вообще, думаешь об их действиях?
— Чужой разум понять очень трудно… — осторожно начал я.
— Вздор! — перебил меня Безымянный. — Еще Цицерон восклицал «Куи продест!» — ищи, кому это выгодно. Давай, поищи выгоду в действиях жуков, а я погляжу, как это у тебя получается.
Даже в обычном состоянии, я не мог ответить на вопрос «Зачем это все?», а теперь, выпив… Но делать было нечего, с Безымянным не очень-то и поспоришь. Тут я вдруг вспомнил рассказ одного учителя о жуках.
— Возможно, жуки хотят получить выгоду от людей, обладающих индивидуальным разумом в своих взаимоотношениях с другими расами.
Безымянный откинулся назад и улыбнулся.
— Вот видишь, а говорил: «очень трудно понять». Тут и понимать нечего. Все само собой складывается. Им нужны не просто люди, а люди достигшие
— Союзник или слуга? — резко оборвал его я.
Безымянный хмыкнул.
— А ты ощущаешь себя слугой?
— Ну… Нет, пожалуй.
— Вот именно. Сами эти термины «Хозяева» и «Слуги» придумал один мой хороший друг — тоже имеющий высший класс. Человечеству надо было разоружиться, сгладить уровень жизни в разных регионах, обратить свою энергию на науку и творчество. Для этого надо было сломать все государственные системы — и наши инопланетные друзья согласились нам помочь. Мы воспользовались древними страхами, поднятыми наружу еще Уэллсом. Инопланетяне непременно должны завоевать Землю — они и завоевали ее для нас. А мы знаем, что нужно делать. Мы назвали себя «Слугами» по двум причинам. Во-первых, наши друзья любезно согласились принять на себя все дурное отношение людей. Нельзя сломать весь жизненный уклад человечества так, чтобы никто не пострадал при этом. А мы что, мы — Слуги! Весь спрос с Хозяев. А во-вторых… Всегда мир был для человека, и вращался вокруг него. Теории Коперника и удивления Гагарина тому, до чего наша планета мала, недостаточно, чтобы преодолеть этот веками складывавшийся антропоцентризм. А мы указали нынешним людям на их место. Завышенная самооценка — бич американо-европейской цивилизации, да и не только их. Не будет никакого развития, пока человек не поглядит на себя объективно. Пока кричали «Все на благо человека, все во имя человека», мы продолжали строить замкнутый мирок. Но сейчас все по-другому. Только теперь, поняв, что они вовсе не центр мироздания, люди смогут поглядеть на себя отстраненно.
— Но, ведь если эта информация распространится, вся ваша система может рухнуть, — растерянно пробормотал я.
Безымянный расхохотался.
— Я не могу, как в прежние времена, висеть в Интернете часами — у меня мало свободного времени. Но пару — тройку часов в неделю я могу выкроить, чтобы донести все это до людей — до тех, кто захочет это прочитать и понять. И так я нахожу новых сторонников, которые приходят к нам. Я же говорил — информации в Интернете достаточно — только ищи и читай.
Он откинулся на спинку кресла, глядя на меня с чуть насмешливой улыбкой, а я не знал, что сказать. Мысли путались у меня в голове. Такого шока я не испытывал еще никогда. Где здесь правда, а где ложь? Могу ли я верить Безымянному, даже если он и никогда не обманывал меня? «Никогда не говори все правду» — так он учил меня. Какую еще правду он скрывает? Безымянный всматривался мне в лицо, а затем резко наклонился через стол.
— У нас не было другого выхода! — воскликнул он. — Человечество оказалось не готовым не только к двадцать первому веку, но и к двадцатому! Больше чем двухсотлетний период непрерывных открытий — а результат ужасен! Каждое новое изобретение служило лишь средством уничтожения людей и природы, каждая достигнутая вершина мысли служила опорой диктатур! Ницше и Марксу и в страшном сне не приснилось бы, что их труды послужат оправданием для создания «Третьего рейха» или ссылки целых народов. Тоже было и с экономикой. Даже если я и буду говорить только о том, что помню сам, то не скажу ничего хорошего. Все надежды на построение более справедливого порядка рухнули, погубленные так называемой «войной с террором», вывозом производства в Юго-Восточную Азию и неконтролируемой миграцией.
Безымянный нервно облизал губы и продолжил уже чуть тише и спокойней:
— Каким предстал перед нами мир, который мы начали менять? Установление «демократии» с помощью бомбардировок и террора против своего народа. Люди, относящиеся с презрением к культуре и обычаям тех краев, в которые они приехали. Все увеличивающийся разрыв между богатыми и бедными. Помойки, полные продуктов с одной стороны — и люди, умирающие от голода — с другой. Терпеть это было нельзя — и мы не стали терпеть. Жуки плохо понимали нас. Они и сейчас плохо нас понимают, но они дали нам все, что могли. А нам была нужна только сила. Полмиллиона солдат — этого вполне хватило для победы. И что бы ни делали те, кто создали Сопротивление и воюют против нас — Земля уже никогда не будет прежней.