ЦИВИЛИЗАЦИЯ МАДОННЫ

Иванов Анатолий Михайлович

И. Бло, А. дель Валле и другие авторы считают такую интеграцию отличительной и положительной чертой католицизма. Но протестанты и мусульмане, как мы видели, зачисляют в «язычники» и католиков, и православных. Владимир Соловьев, которого обвиняли в симпатиях к католицизму, мыслил, однако, совсем по-протестантски, когда называл «языческим», вкладывая в это слово отнюдь не положительный смысл, всё «византийско-московское» Православие.

Одной из «языческих» черт, объединяющих между собой Католицизм и Православие, является культ Святой Девы Марии, совершенно не христианский в библейском понимании этого слова, что свидетельствует о расовом родстве

между русским народом и романскими народами, у которых этот культ особенно развит, а именно народами средиземноморской расы.

Не надо думать, что средиземноморская раса — «это, которая на Средиземном море». Названия европейских рас весьма условны. А в статье «Расовый и микроэволюционный аспекты краниологии древнего населения Северо-восточной Европы» Ю. Д. Беневоленская на основании анализа материалов Оленеостровского могильника на Онежском озере выявляет две расовых тенденции: наличие протоевропейского типа и комбинации черт, близкой к средиземноморскому типу, в варианте, который прослеживается также в материалах из могильников Васильевка I и III на Украине, причем оба этих типа были широко распространены на этой территории еще в мезолите, т. е. тогда, когда не было ни славян, ни германцев, ни индоевропейцев вообще…

Ганс Ф. К. Гюнтер ошибочно считал, что нордическая и средиземноморская раса происходят от одной палеолитической группы. Два вышеупомянутых типа существовали уже в палеолите, постоянно контактируя друг с другом на одних и тех же территориях. Тот тип, который у Беневоленской назван «протоевропейским», послужил основой для развития нордической расы, а тот, что «близок к средиземноморскому» тоже не исчез бесследно. Тот же Гюнтер, описывая состав населения России, выделял особый тип, который он называл «рязанским», поскольку этот тип был представлен, главным образом, в Рязанской, Тамбовской и Пензенской областях. Гюнтер предполагал наличие здесь средиземноморской примеси. Тип этот встречается не только среди русских, но и среди угро-финских народов (карелов, мордвы, марийцев, ханты и манси), однако он древней и славян, и финнов, так что считать, будто он занесен к нам финнами, ни в коем случае нельзя.

На сходной расовой основе развиваются и сходные особенности психического склада, то, что сегодня модно называть «менталитетом». Именно расовые разломы определяют возникновение различных цивилизаций. И мы можем констатировать, что кроме вышеупомянутой библейской (или библейско-коранической) цивилизации, которая уже выступает единым фронтом, существует еще одна, которую условно можно назвать цивилизацией Мадонны или Богородичной цивилизацией. Это название объединяет в себе католический и православный миры, которые еще не осознали своего глубинного единства из-за вражды, долго разделявшей их в более поздние эпохи. Сегодня линия раздела смещается и проходит уже не между Россией и Европой, а через Европу.

Пик вражды приходится на XVI–XVII века, когда национально-религиозное единство России осознавалось, по определению С. М. Соловьева, в противостоянии двум главным врагам: полякам-католикам и туркам-мусульманам. Но к концу XVIII века ситуация резко изменилась: наступила эпоха того, что генеральный секретарь международной ассоциации Европейская Синергия Роберт Стойкерс называет «европейской симфонией»: православная Россия и католическая Австрия выступают единым фронтом против Турции, а католическую Польшу, возмутительницу спокойствия в Восточной Европе, мирно поделили между собой православная Россия, католическая Австрия и лютеранская

Пруссия.

Симфония эта была нарушена не столько французской революцией и наполеоновскими войнами, сколько Крымской войной. «Европа» поддержала Турцию против России. Самую гнусную роль в этом деле сыграла Англия, но антиевропейские чувства в России почему-то приняли резко антикатолическую направленность.

Особенно усердствовал в этом Достоевский, который и сам, и устами героев своих романов неустанно доказывал, что католицизм это «не христианская» вера, что Рим поддался на третье искушение Диавола и т. п. Достоевский шел в данном случае по дорожке, проторенной Хомяковым, а тот, как известно, понося католицизм, льстил себя безумной надеждой обратить в православие англикан…

Когда страсти, возбужденные Крымской войной, поутихли, стали раздаваться более трезвые голоса. К. Леонтьев открыто провозгласил «твердый католицизм очень полезным не только для всей Европы, но и для России». «Нравится нам католицизм или нет, но не признавать его истинно великой религией было бы большой и тенденциозной натяжкой», — писал он. Будучи идейным антиподом В. Соловьева, человека «непонятных кровей» и потому начисто лишенного национального сознания, К. Леонтьев тем не менее отдавал ему должное: «Учение В. Соловьева, впервые в России осмелившегося хвалить Рим, есть прекрасный противовес морально-протестантским симпатиям славянофилов».

Интересны в этом плане и признания М. О. Меньшикова: «Чем более я знакомился с причинами раскола в христианстве, тем ничтожнее они мне казались. Еще до разделения церквей папа римский признавался первым среди патриархов, и я считал огромным несчастьем для Востока, что греки подняли бунт против этого первенства. Напротив, в интересах Вселенской Церкви следовало укреплять это первенство и доводить его до главенства, до наместничества Христа на земле. Основную мысль папства я считаю до сих пор глубоко верной, только, к сожалению, плохо осуществленной…. Существуй в XIII веке одно неделимое христианство, может быть, Россия отстояла бы себя от монгольского ига и, может быть, через два столетия Византия не была бы взята турками».

Но в истории, как известно, нет сослагательного наклонения. Христианство раскололось, потому что оно не могло не расколоться, и зря М. О. Меньшиков возлагал надежды на церковные соборы, которые, по его мнению, могли бы вновь объединить христианство. Преодоление противоречий на христианском уровне невозможно, оно возможно только на сверх-христианском уровне. Речь идет именно об этом, а вовсе не о каких-то «униях» или «экуменизмах».

Подозрительная София

И поднялся на этот уровень, как ни странно, Владимир Соловьев. О его антинациональных взглядах и смешанном происхождении уже говорилось, но даже в не подлежащей очищению смеси можно иногда найти крупицы золота. У В. Соловьева такими крупицами были его поэтические прозрения.

А. Блок писал: «Есть Вл. Соловьев и его стихи — единственное в своем роде откровение, а есть «Собр. сочин. В. С. Соловьева» — скука и проза». Андрей Белый в данном случае с ним соглашался: «А.А. Блок по времени первый из русских приподнял задания лирики Вл. Соловьева, осознавая огромности ее философского смысла… пусть впоследствии говорили: здесь — крах чаяний Вл. Соловьева и болезненно эротический корень их (таковы были мнения религиозных философов С. Н. Булгакова, кн. Е. Н. Трубецкого, Г. А. Рачинского и других)».