Combat
Шрифт:
– Я понял, - ответил капитан, чувствуя некоторое смятение чувств.
– Но ведь наша э-э-э... дружба не может быть продолжительной... По независящим от нас причинам...
5
Хорнунг был прав. Душу его могли в любой момент изъять из тела Кё и пересадить в тело другого "реципиента". В какого-нибудь тупоголового крэга-самца, обдолбанного ваками до маразма. И тогда прощай свобода, возможно, навсегда.
Причина, по которой это сразу не было сделано, объяснялась тем, что администрация не была в точности уверена, сколько яиц собирается отложить самка Кё. Обычно
Хорнунг отдавал себе отчет, что надо спешить, не то будет поздно. Но прежний его волевой, деятельный характер как-то неуловимо изменился. Ему казалось, он погружается в какое-то вязкое болото. Он чувствовал, что его отношения с Кё все усложняются. (Кто лучше женщин это умеет делать!) Он ужаснулся: не становится ли он все больше и больше крэгом?
Но оставшееся человеческое в нем задавало отрезвляющие вопросы: к кому он, собственно, испытывает... э-э чувства? Его очаровал голос Кё, внутренний, разумеется (внешняя речь крэга - это весьма неприятное шипение и пощелкивание клювом), её ум, эрудиция, отзывчивость, наконец... Умение понимать. Но внешность Кё представлялась ему чем-то зыбким, туманным, расплывчатым. Человек же любит по большей части внешнее. Ну не представлять же её в виде черепахи. Вообще, способен ли разум испытывать любовь к другому разуму без оглядки на внешность?
Если вы, допустим, полюбите Бога, а он окажется не похожим на человека, разве вы проникнитесь к нему отвращением? Если "да", то не потому ли изображение Бога антропоморфно? Насколько все-таки в нас сильна подсознательная ксенофобия.
Полюбил Бог черепаху, а черепаха у него и спрашивает: За что же ты меня, Господи, так искурочил? А Бог отвечал: Я буду тебя любить духовной любовью.
Хорнунг по-прежнему был освобожден от работ. Во время отлива, когда прибрежным обитателям было чем поживиться и без того, чтобы посягать на яйца крэга, капитан приходил на зону. Общался с товарищами, узнавал, как дела с медитативной практикой, подбадривал их. Однако сам уже видел, что связь с командой рвется как прогнившая материя. Но человек чести и долга, каким был Хорнунг, не бросает друзей. Даже в безнадежной ситуации стоит до конца. Ибо он человек. Человек! человек! человек! Сто раз на дню повтори это себе. Это слово тоже надо включить в медитативную формулу. Иначе превратишься в крэга.
Сегодня он поджидал их, стоя возле своего барака.
После смены они обычно принимали теплый душ. Водная смесь с реагентами дезактивации смывала излишнюю радиацию. Эта меры предосторожности была в большей степени нужна администрации каторги и ее работникам, которые находились в контакте с заключенными. Крэгам же радиация практически не приносила вреда. Как известно, черепахообразные весьма нечувствительны к радиоактивному излучению. Они спокойно выдерживают чудовищные дозы от 5000 до 25 000 рентген в час.
Когда все выходили из общих душевых, Зальц первый заметил Хорнунга и, не поздоровавшись, прошипел, прощелкал ему в слуховые щели сообщение:
–
Капитан и штурман бесцельно поползли по территории зоны.
– Куда опустить?
– безразлично, думая о своем, отозвался Хорнунг.
– В данном случае уместен вопрос - как?
– Ну и как же они собираются меня "опустить"?
– Сначала сделают темную...
– прокрэгал присоединившийся к товарищам Фалд.
– Вряд ли разумно делать темную существу, которое видит в темноте, - усмехнулся капитан.
– Это серьезно, шеф, - Фалд попытался на ходу найти свою бакенбарду.
– Здесь живут по строгим обычаям, которые называются "понятия". Если вы по понятиям женщина, то с вами поступят соответственно.
– Мы, конечно, за вас, кеп, - заверил Зальц, - мы, ведь кенты, но...
Хорнунг остановился и посмотрел в глаза своим друзьям. В глазах их не отражалось более ничего человеческого. Это были настоящие крэги.
– Но их слишком много, - закончил Фалд фразу Зальца.
– И нам предстоит нелегкий выбор... Тех, кто выступит против понятий, ждет аналогичная участь.
– Нас тоже опустят, - испуганно прошипел бывший штурман.
– Опускание - самый позорный обряд в крытке и на зоне, - щелканул бывший супермеханик.
– Разрешаю вам не вмешиваться, - сказал капитан Хорнунг.
– Я смогу постоять за себя.
– Вам лучше находиться вне зоны, - посоветовал крэг Фалд.
– И уж тем более не следует заходить в барак.
– Давайте, сэр, мы вас проводим.
– Спасибо, не надо. Сам дойду. Вы сейчас куда? Домой?
– Да, отдохнем малость, пока хавку не принесут. Потом пойдем киношку зырить.
– А я, пожалуй, в шахматишки сыграю со своим внутренним крэгом, - сказал Фалд.
– А ваша-то как?
– Хорошо живем, дружно, - ответил Хорнунг.
– Ну, тогда мы почапаем?
– крэгнул Зальц.
– До встречи, кеп!
– До завтра, - кивнул капитан.
Он стоял и смотрел вслед удаляющимся друзьям-крэгам. Один крэг что-то говорил другому. А тот отвечал первому, пытаясь жестикулировать. Хорнунг даже на время их перепутал. И только по номерам на спинах восстановил - кто есть кто. Это номера ХА-364087 он спас от бомб на поле боя.
Хорнунг решил было идти на берег, но между бараками его остановили. Их было трое. Шишкарь и два самых близких его шныренка.
– Здорово, федерал, - крэгнул старший.
– Базар до тебя имеем.
– По какому поводу?
– Претензии у нас к тебе. Членские взносы у тебя не уплачены.
Шнырята заржали, загремев панцирями.
– Как же он их уплатит? У него ведь нет члена, - отозвались сзади.
Хорнунг повернулся корпусом - еще одна группа крэгов.
Заржали все.
– Но у нас-то они есть, - щелкнул клювом шишкарь.
– Мы даже можем ему одолжить, - предложили с тыла.
Опять общий "шевелёж".
Учащенный пульс разбудил Кё. "В чем дело?
– спросила она, но быстро все поняла. "Отдай меня им, не то они нас убьют, а сам отойди куда-нибудь вглубь... Я сама..." - "Нет, - сказал Хорнунг безапелляционно.
– Разборка - дело мужское, предоставь это мне".
Крэги что-то крэгали, подбадривая друг друга.