Цунами
Шрифт:
Впрочем, он тут же осадил себя в своих чувствах. Пробка она или наоборот, в конце концов, ему не было дела и до этого. Что еще ему требовалось от нее, кроме того, что он получил? Надо полагать, и она получила от него все, на что рассчитывала.
— Что ж, пора и в ресторан, — сказал он. — Вкусили пищи духовной, время и для обычной.
Ресторан назывался «Русский дворик». Рад не имел понятия, что это за ресторан. Но другого он здесь просто не знал. Ресторан находился в двух шагах от примонастырской площади, где они оставили «сузуки», на другой стороне дороги, каждый раз, бывая в городе, Рад проходил и проезжал
— Вполне мило, — оценила Женя-Джени, усаживаясь за стол и оглядывая зал.
Наверное, только этим словом и можно было выразить впечатление от ресторана; замечательный, роскошный, оригинальный — все подобные эпитеты тут не подходили: простенький небольшой зал на десяток тесно друг к другу стоящих столов, — скромное заведение для удовлетворения физической потребности организма в пище.
Рад заказал салат из морепродуктов и морскую форель холодного копчения на закуску, стерляжью уху на первое, севрюгу на горячее — таково было желание Жени-Джени. «Устроим рыбный день!» — возжелала она. Цены в меню, несмотря на скромность заведения, были совершенно бесстыдные, Раду хотелось зажмуриться и не видеть их, но куда было деться? — пришлось заказать.
Потом за обед пришлось заплатить. Расплачиваясь, Рад думал о том, что денег, потраченных на обед, хватило бы недели на три его затворнической жизни. Ему не удалось спасти от своих бывших клиентов столько зелени, чтобы пастись на заливных лугах ресторанов.
В «сузуки» Жени-Джени на примонастырской площади садились уже в сумерках.
И что-то подобное сумеркам должно было вскоре разлиться в их отношениях, так стремительно возникших вчера около барной стойки, — только Женя-Джени пока еще не догадывалась об этом.
За руль «Сузуки» снова сел он.
— Ты куда? Нам же прямо! — воскликнула она, когда он, не доезжая до железнодорожного переезда, свернул направо.
Чтобы в Москву, следовало действительно ехать прямо, а чтобы попасть в Семхоз, нужно было свернуть — сделать на пути к Москве крюк.
— Ты что, собираешься бросить меня здесь, не довезя до дому? — спросил Рад.
— Так ты в самом деле здесь живешь, на даче у Сержа? Судя по всему, это обстоятельство дошло до нее во всей полноте только сейчас.
— Живу, живу, — подтвердил Рад. — Я же тебе сказал: я человек-невидимка.
— Да? Человек-невидимка? — переспросила она. Похоже, то понимание, которое она вложила в эти его слова вчера, основательно поколебалось. — И от кого же ты прячешься здесь, человек-невидимка?
— От жизни, — сказал Рад.
Что было истинной правдой. Хотя и выраженной в туманной форме.
Ответ его ей не понравился.
— Опять ты говоришь — тебя не поймешь. Загадка на загадке.
— Нам, шпионам, так положено, — отозвался Рад. Он видел, она ощутила дыхание сумерек. Но того, что солнце уже почти закатилось, тени проросли до самого горизонта, воздух загустел и стремительно остывал, она еще не осознала.
Они выехали из города, два километра белым холстом поля, рассеченного темным хлыстом шоссе, просвистели за минуту, шоссе запетляло по поселку, промелькнуло справа стеклянно-бетонное одноэтажное строение магазина, похожего
— Что, — сказал он, поворачиваясь к Жене-Джени и обеими руками хлопая по рулю, — садись. По шоссе, никуда не сворачивая, — до поста гаишников, около него налево, и там все по главной дороге, она тебя выведет на Ярославку. А по Ярославке уже прямо и прямо.
Женя-Джени молча смотрела на него со своего места и поглаживала себя по крылу носа. Что прежде делала, только когда разговаривала.
— Так ты в самом деле здесь живешь? — повторила она свой вопрос.
Рад утвердительно кивнул.
— И в Москву не ездишь?
— В общем, нет.
Женя-Джени снова помолчала. Губы у нее подобрались.
— Я к тебе сюда ездить не буду, — изошло из нее потом.
— И не езди, — сказал Рад.
Пауза, что последовала после этих его слов, была достаточна, чтобы солнцу окончательно свалиться за горизонт, наступающей тьме разлиться по всему небесному куполу и сумеркам благополучно перейти в ночь. Наконец Женя-Джени проговорила:
— Ты это серьезно?
— Вполне, — сказал Рад.
Может быть, это было и не так. Может быть, он и хотел, чтобы их приключение продолжилось. Но по-настоящему ему сейчас хотелось одного: вернуться к компьютеру, включить его… и он отвечал, как шахматный автомат, выбирающий из всех возможных ходов тот, что наиболее кратким путем приведет к запрограммированному результату.
— Жалко, — сказала Женя-Джени, перебрасывая ногу к нему на сиденье, чтобы перебраться на водительское место, и тем понуждая его открыть дверцу со своей стороны и выступить наружу. — Ночь была замечательная. Да и утро. Ты мне доставил настоящее удовольствие.
Рад внутренне с облегчением вздохнул. Она претендовала на его тело, но не на его жизнь. Он был для нее лишь гимнастическим снарядом, занятия на котором дают глубокую, полноценную физическую нагрузку. И который легко можно заменить другим.
— Да и ты мне, Жечка, доставила, — уже с земли ответил он, пригнулся поцеловать ее на прощание — она уклонилась. Рад выпрямился, отступил от машины, сказал: — Счастливо доехать, — и захлопнул дверцу.
Женя-Джени тронулась, только дверца закрылась. Дав сразу такой газ — благонравная бархатная «сузуки» едва не подпрыгнула. Но Рад не успел еще двинуться с места, как Женя-Джени затормозила. Дверца приоткрылась, и Женя-Джени, высунувшись наружу, крикнула:
— Ты же хотел у меня электронный адрес Дрона взять!
Рад, шагая к машине, отрицательно помахал рукой:
— Уже не надо! Спасибо!
Лицо Жени-Джени в дверном створе исчезло, дверца снова захлопнулась, и машина, вновь встав на дыбы, рванула от него — он не успел до нее дойти.
Ну ладно, ну что же, ну не объясняться же с нею было, почему ему больше не нужен адрес, успокаивающе говорил себе Рад, шагая быстрым шагом обочиной дороги кдому. Он не любил врать, это для него всегда было сложно, и осадок, оставшийся от вранья, к которому пришлось прибегнуть, саднил внутри подобно тому, как першит в горле от простуды. Не смертельно, но мучительно.