Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
Шрифт:
— Ваше превосходительство! Выходите! Филипповский здесь! Адмирал молча смотрел на нас, покачивая головой… Не то соглашался, не то
нет… Положение было затруднительное…
— Что вы разглядываете! — вдруг закричал Курсель. — Берите его! Видите, он совсем раненный!
И словно все только и ждали этого крика, этого толчка… Все сразу заговорили, заторопились… Несколько человек пролезло в башню… Адмирала схватили под руки, подняли… но едва он ступил на левую ногу, как мучительно застонал и окончательно лишился сознания. Это было и лучше…»
Только
«Адмирала с большими усилиями, разорвав на нем платье, протащили сквозь узкое отверстие заклиненной двери башни на кормовой срез и уж хотели подвязывать к плоту, когда Коломейцев сделал то, что можно сделать только раз в жизни, только по вдохновению…
Сухопутные читатели, конечно, не смогут представить себе весь риск маневра, но морякам он должен быть понятен. Он пристал к наветренному борту искалеченного броненосца с его повисшими, исковерканными пушечными полупортиками, торчащими враздрай,орудиями и перебитыми стрелами сетевого ограждения…
Мотаясь на волне, миноносец то поднимался своей палубой почти в уровень со срезом, то уходил далеко вниз, то отбрасывался от броненосца, то стремительно размахивался в его сторону, каждое мгновение рискуя пропороть свой тонкий борт о любой выступ неподвижной громады.
Адмирала поспешно протащили на руках с кормового на носовой срез узким проходом между башней и раскаленным бортом верхней батареи и отсюда по спинам людей, стоявших на откинутом полупортике и цеплявшихся по борту, спустили, почти сбросили на миноносец, выбрав момент, когда этот последний поднялся на волне и мотнулся в нашу сторону.
— Ура! Адмирал на миноносце! Ура! — закричал Курсель, махая фуражкой…
— Ура! — загремело кругом».
Отваливайте скорее!
«Как я с моими порчеными ногами попал на миноносец — не помню… Помню только, как, лежа на горячем кожухе между трубами, смотрел, не отрывая глаз, на “Суворова”…
Это были мгновения, которые уже никогда не изглаживаются из памяти…
Миноносец у борта “Суворова” подвергался опасности не только разбиться. Как “Суворов”, так и “Камчатка” все еще энергично расстреливались японцами; на миноносце уже были и убитые и раненые осколками, а один удачный снаряд каждое мгновение мог пустить его ко дну…
— Отваливайте скорее! — кричал со среза Курсель…
— Не теряйте минуты! Отваливайте! Не утопите Адмирала! — ревел Богданов, перевесившись за борт и грозя кулаком Коломейцеву…
— Отваливайте! Черт возьми! Отваливайте! — поддерживал Вырубов, высунувшись из пушечного порта позади правой передней 6-дюймовой башни…
— Отваливай! Отваливай! — вторила им, махая фуражками, команда, вылезшая на срез, выглядывавшая из портов нижней батареи».
Прощальное «ура!»
«Впоследствии Коломейцев рассказывал [300] , что, считая броненосец погибающим (со стороны это было ясно видно), он спрашивал Богданова, Вырубова и Курселя, не перейдут
(Причем, конечно, броненосец должен был быть утоплен, и это было так нетрудно — мину в упор, в подходящее место, — и конец).
Но ведь для принятия такого решения надо было, прежде всего, осмотреть весь броненосец, убедиться, что все живые (здоровые и раненые) собраны в одно место, готовы к пересадке…
300
По удостоверению капитана 2-го ранга Коломейцова, лейтенанты броненосца Вырубов и Богданов, а также и прапорщик Курсель, имея полную возможность спастись, отказались перейти на миноносец и, будучи верными своему долгу, вместе с другими офицерами и командой «Суворова», как впоследствии выяснилось, погибли геройской смертью. — Обвинительный акт по делу о сдаче миноносца «Бедовый».
Утопить хоть одного своими руками… Возможно ли?..
Надо было время, а времени не было… Каждое мгновение было дорого, каждое мгновение шальной снаряд мог пустить ко дну миноносец со всеми на нем находившимися…
И вот почему, так мне кажется, Богданов, Вырубов, Курсель — чьи имена сохранит история, — будучи много моложе командира “Буйного”, так властно, так смело кричали ему “отваливай!” — и он… не смел их ослушаться…
Выбрав момент, когда миноносец откинуло от борта, Коломейцев дал задний ход…
Прощальное “ура!” неслось с “Суворова”…
Я сказал — с “Суворова”… Но кто бы узнал в этой искалеченной громаде, окутанной дымом и пламенем пожара, недавно грозный броненосец…
Миноносец быстро удалялся, преследуемый оживленным огнем заметивших его японцев… Было 5 часов 30 минут пополудни».
Царство Небесное и Вечная память
С борта «Буйного» смотрел на свой флагман в последний раз и знакомый нам писарь штаба эскадры Степанов:
«…Какой ужасный вид имел этот недавний красавец броненосец… Из черного превратился в серый, наверху не было ни мачт, ни труб, ни мостиков. Все было сметено до основания. Борта, в особенности левый, были положительно сплошь изорваны, в разбитые полупортики торчали изуродованные орудия, башни с погнутыми орудиями и зияющими ямами от снарядов, как-то неестественно скривившись, смотрели в разных направлениях.
И вся эта стальная громада, с носа до кормы, шипя и треща, пылала, как какое-нибудь многоэтажное заводское здание.
Жутко и грустно становилось при виде догорающего, обессиленного беззащитного великана, еще так недавно ласкавшего наши взоры, поднимавшего в нас дух, заставлявшего чему-то верить, на что-то надеяться.
Хвала и честь тебе, геройский тезка великого полководца, ты честно, до последнего вздоха защищал свой славный Андреевский флаг. Мир праху вашему, храбрые сыны Отечества, положившие живот свой за други своя.
Да будут вам наградою, доблестные воины, Царство Небесное и Вечная память»{257}.