Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
Шрифт:
Командир спустил кормовой флаг!
«Через некоторое время на горизонте показались два корабля: у нас пробили тревогу. Оставшись на некоторое время наверху, я услышал сверху, со спардека, голоса, что это японцы, и ушел вниз. Через некоторое время кто-то принес известие, что это не военные суда, а транспорты и что командир приказал поднять сигнал о бедствии.
Тем временем пришло приказание уничтожать на всякий случай все секретные книги, оружие, приборы и т.д. Я побежал на станцию беспроволочного телеграфа, выбросил шифры, затем приказал уничтожить станцию, а сам пошел выбрасывать
Вдруг ко мне подбежал в сильном возбуждении минный механик Щетинин и взволнованным голосом сообщил, что командир сейчас спустил кормовой флаг и японцы с транспортов, подошедших к нам кабельтовых на 10, спускают шлюпки. Он ужасно ругался и сказал, что сию минуту идет открывать кингстоны, чтобы затопить машины и кочегарки. От такого известия я бомбой вылетел наверх и — увы! — действительно, кормового флага у нас уже не было: у борта стоял наш спущенный баркас и в него кончали грузить раненых. Японские транспорты… стояли кабельтовых в 10, и от одного из них шла к нам шлюпка.
В это время командир прислал приказание всем офицерам собраться на спардеке. Придя на спардек, я нашел там почти всех офицеров. Пришел командир с измученным лицом и сказал нам, что “он, не видя больше исхода и не имея возможности что-нибудь предпринять, спустил флаг для спасения оставшихся на корабле живых; что он сам лично даст ответ в этом перед Родиной и Царем”.
Все стояли, как пораженные громом, почти никто не сказал ни слова, только старший офицер воскликнул: “Но ведь это позор, нужно что-нибудь делать!” — молчание было ему ответом.
Минный механик Щетинин, а за ним трюмный Кошевой бросились вниз. Предполагая, что они идут открывать кингстоны, я последовал за ними. И вот в жилой палубе разыгралась такая сцена: Щетинин кричал и ругался резким голосом и открывал кингстон затопления паровой машины; Кошевой с трюмными возились около другого кингстонного ключа, и видны были у всех слезы и безнадежное выражение лица.
Я, не сказав ни слова, едва не разрыдавшись, пошел, остановил турбины, снял людей из всех помещений динамомашин и спалил обмотки двух машин. Затем мы все вышли наверх. В это время на палубу выскочил японский офицер с несколькими нижними чинами и машинистами с ключами и сказал по-французски, что он считает нас своим призом и просит сказать и повести его по нашим поврежденным отсекам.
На это командир ему ответил: “Раз он считает нас призом, пусть сам и разбирается в повреждениях”».
Японский флаг: подъем и спуск
«Тот рассердился, начал что-то кричать, затем схватил какого-то нашего матроса и с собою потащил вниз.
Проходя мимо гафеля, он остановился, подозвал своего сигнальщика и поднял японский флаг. Это резануло нас по сердцу, но наше внимание в это время сразу отвлеклось другим обстоятельством.
На фок-мачте у нас висел стеньговой флаг, у которого перебило фалы, и он заел в клотблоке. Какой-то
Говорили со злорадством: “Врешь, пойдет ко дну броненосец под нашим флагом, поднятым выше японского”…
Так как бак у нас сидел уже в воде по носовую башню, а корма была здорово вздраена (дифферент на нос около 20 фут.), то посадка на баке шла много скорее, и вскоре вся моя рота уже съехала, и на баке команды не оставалось. Я пошел на ют и стал оттуда посылать людей на бак, но люди неохотно исполняли это и сравнительно немного пошло со мною на бак — большая часть осталась на юте.
Посадив этих людей, я увидел, что японцы поспешно спустили свой флаг с гафеля и поджидали на переднем конце спардека идущих одиночных людей с юта…»
Все затемнилось!
«Я задумался над всем прошедшим только что перед моими глазами. Я чувствовал полную неудовлетворенность и недовольство собою.
Неужели после столь славного боя “Сисоя”, после всего главного, всего тяжелого, что было в бою и ночью, — все так нелепо и обидно кончается!
Вся проявленная личным составом во время боя энергия и мужество — все это затемнилось грязным фактом спуска флага и висением, хоть некоторого незначительного времени, на гафеле нашего корабля японского военного флага!
Это чувство раздумья, самого тяжелого, еще долгое время после этого у меня являлось в часы, когда остаешься один, в вечерние часы, отчего у меня и явилась причина бессонницы…»
Под Андреевским флагом!
Броненосец «Сисой Великий» пошел ко дну под стеньговым Андреевским флагом на фок-мачте и, конечно, не может быть причтен к числу сданных, переданных врагу, преданных кораблей. Во всяком случае в материальном смысле. Офицерам и команде за бой были даны заслуженные награды. Но записки лейтенанта Витгефта, не предназначенные для печати, ясно показывают, какое влияние на душу производит грязный факт спуска Андреевского флага и висение, хоть некоторое незначительное время, на гафеле нашего корабля вражеского военного флага!
Вот почему этот безусловно героический броненосец, несомненно принадлежа к отряду сражавшихся до конца (через считанные минуты он все равно бы пошел ко дну от полученных в бою повреждений), является в этом отряде как бы представителем группы сдавшихся.
А командир Озеров выступает в роли мини-Небогатова.
Этот факт, помимо особенностей характера Мануила Васильевича, описанных в предыдущем рассказе лейтенанта Витгефта, не мог не отразиться на характере его показаний Следственной Комиссии, о чем уже говорилось выше.