Цусима — знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II
Шрифт:
Вице-адмирал Старк занял около 12 часов дня очень выгодную позицию для повторного прохождения контркурсом с японскими силами, а также имел возможность атаковать хвостовые корабли неприятеля…
8. Из японских (! — Б.Г.) источников видно, что в конце боя огонь со стороны порт-артурцев усилился, что привело к отступлению Соединенного флота. Зная уже боевую готовность береговых батарей, этот успех можно целиком приписать 1-й эскадре.
9. После ночных событий большинство распоряжений вице-адмирала Старка своевременны и разумны. Заметно, что Начальник эскадры уже проникся обстановкой
Бегство, переходящее в паническое
Вот так, господа хорошие! Наши цензовые офицеры, наши одетые месяц назад (!) в матросскую форму мужики, наш малодаровитый нерешительный адмирал, наша неплавающая и нестреляющая эскадра после ночного, как ни крути, но по тем патриархальным временам вероломного, нападения легко и изящно вышли утром в море против более чем вдвое превосходящих сил неприятеля. За какой-то час вывели из строя или тяжело повредили несколько вражеских броненосных кораблей.
И обратили вражескую эскадру в бегство! Переходящее в паническое. Только у Шантунга отступающие с большой скоростью 1-й и 2-й, а также 3-й боевые отряды Соединенного флота, по свидетельству даже своего родного японского источника, рискнули эту скорость уменьшить и перевели дыхание{119}.
А может, выдумки это все?
Мало чего офицеры потопленной эскадры потом в своих записках да дневниках напишут. Поди их проверь. Вон, к примеру, уважаемый автором полковник Апушкин, человек несомненного патриотизма, совсем иное пишет об этом бое:
«Около 11-ти часов утра 27-го января японский флот снова появился перед крепостью и открыл по ней огонь. Ему отвечали наши батареи вместе с эскадрою, которая, будучи теперь ослаблена на три боевые единицы, не решилась принять боя в открытом море. Этот артиллерийский поединок продолжался около часа.
Выяснив результат ночной атаки своих миноносцев и выведя у нас из строя еще один броненосец (“Полтава”) и два крейсера (“Аскольд” и “Новик”), Того отошел. Мы потеряли в этот день: на эскадре: офицеров — 5 ранеными, нижних чинов — 14 убитыми и 69 ранеными; в гарнизоне: убитыми нижних чинов — 1 человек и ранеными — 6 человек»{120}.
Вот так подавалась русскому читателю суровая правда военной жизни.
И это еще один из стремящихся к объективности авторов о той войне.
Все же, может, и не было и этой незамеченной победы?
Я послал в Артур поздравление с победой
Но у нас есть еще одно свидетельство, сколько мне известно — нигде до сих пор в литературе о японской войне не приведенное. И принадлежит оно тому единственному человеку, мнению которого склонны доверять самые скептические критики как до, так и после революционные.
Человек этот — адмирал Степан Осипович Макаров.
26 апреля 1914 года в журнале «Нива» в № 17 была напечатана статья журналиста Н.И. Кравченко: «Воспоминание об адмирале Макарове» с подзаголовком: «К 10-летию гибели “Петропавловска”» [122] .
Отрывок
В Маньчжурию с адмиралом Макаровым, генералом Ренненкампфом и есаулом Красновым
«В ночь на 27 января 1904 года японские миноносцы неожиданно напали на наши суда в Порт-Артуре. На другой день была бомбардировка. Началась война, которую, вероятно, никогда не забудут. Я был командирован в Манчьжурию корреспондентом “Нового Времени”…
122
Автор благодарен своему другу Ивану Ивановичу Васильеву, обратившему его внимание на приводимое свидетельство и предоставившему фотокопию страниц «Нивы» со статьей Кравченко.
Перед самым отъездом мне говорили, что адмиралу С.О. Макарову, назначенному начальником Тихоокеанского флота вместо вице-адмирала Старка, будет дан экстренный поезд, который доставит его в девять дней в Порт-Артур. Но в Москве на Курском вокзале я узнал, что Макаров едет с нами.
Мне посчастливилось получить место в одном вагоне с известным боевым генералом, прославившимся в китайскую кампанию в Маньчжурии, П.К. Ренненкампфом. С ним ехал его небольшой штаб, состоявший большею частью из боевых офицеров, и корреспондент “Русского Инвалида” есаул П.Н. Краснов…
В пути всюду на станциях мы перегоняли множество поездов с запасными, отправлявшимися в Маньчжурию. В огромных черных меховых папахах, в шинелях, большею частью нараспашку, они выглядели молодцами. У всех был бодрый вид. Из вагонов слышались песни…
К нам из других вагонов нередко приходили офицеры Генерального Штаба и гвардейского экипажа — все люди, по своей доброй воле отправлявшиеся на войну. От них мы узнали, что вместе с адмиралом Макаровым ехали бывший командир ледокола “Ермак” кап. 2-го ранга М.П. Васильев 2-й, проф. Академии Генерального Штаба полк. А.П. Агапеев, кап. 2-го ранга А.Ф. фон Шульц 2-й и др.
Адмирала С.О. Макарова я в первый раз увидел через день или через два после нашего отъезда из Москвы. В ожидании завтрака я сидел со своими спутниками в вагоне-ресторане… На какой-то станции во время остановки открылась дверь, и вошел среднего роста адмирал, с большой окладистой полуседой бородой и красивым открытым лицом с маленькими умными серыми глазами. При его появлении разом поднялись моряки, а затем и все мы. Адмирал раскланялся и занял свое место. После завтрака кап. А.Ф. Шульц представил меня адмиралу. Вечером… встретил меня кап. Шульц и сказал:
— Если хотите повидать адмирала, то он может принять вас каждое утро около одиннадцати часов».
Если можно, просто поговорим
«На другой день я пошел к адмиралу. Матрос проводил меня в большое купе, посреди которого стоял стол, заваленный бумагами, морскими картами, карандашами, а вокруг сидели сам адмирал и его штаб.
— Садитесь, — сказал мне адмирал после того, как я поздоровался со всеми. Он подвинулся ближе к окну, придавив сидевшего рядом с ним кап. Васильева, и дал мне место. — У нас здесь тесно, но ничего — работать можно. Много помогает вот эта пишущая машинка. Поезд идет, вагон шатается, дрожит, а мы все-таки пишем. Вы как, — сказал он, немного помолчав: Хотите меня интервьюировать или просто со мной поговорить?