Цвет мира — серый
Шрифт:
— Почему мне надо отвечать? — спросил я. — Сам ты кто такой, что задаешь мне вопросы?
— А еще я не мог не заметить, когда ты узнал о том, что Кларенса подозревают в связях с магическим сообществом, тебе явно хотелось с ним о чем-то поговорить. — (Он же лежал лицом к стене, как он умудрился хоть что-то разглядеть? Или у него глаза на затылке?) — Может быть, ты не дворянин? Может быть, ты и сам из магов?
— Так сдай меня инквизиции, — предложил я.
— Вряд ли этот шаг удовлетворит мое любопытство.
— Тебе и твоему любопытству придется
— Когда я задаю вопросы, я обычно получаю на них ответы, — сказал Ланс. — Рано или поздно, но получаю.
— В таком случае, к терпению тебе не привыкать.
— Поздно в данном случае может быть для тебя, — сказал Ланс. — Впрочем, как знаешь.
Он на прощание еще разок вонзил локоть мне под ребра и отвалил на свое место.
Испортил мне весь сон, скотина. Я ж теперь буду до утра думать над этим странным ночным разговором и не смогу заснуть… — …пни нашего юного друга, а то он проспит завтрак.
— Я не сплю, — быстро сказал я, на миг представив, что будет, если Густав примет слова Ланса как руководство к действию и на самом деле попытается меня пнуть. У меня еще прошлые синяки не зажили.
На завтрак была каша. Ну вроде бы каша. Из чего ее варили, я определить так и не смог. Какая-то бесформенная серая масса в миске, совершенно неаппетитная на вид и совершенно безвкусная.
Пришлось запивать ее водой, чтобы хоть как-то протолкнуть внутрь. Если Ланс не ошибается насчет того, что нас ждет, а вряд ли он ошибается, надо есть все, что дают, чтобы поддерживать себя хоть в какой-то форме. Конечно, шансы выжить увеличатся не сильно, но все же…
Ланс первым прикончил свой завтрак. Сегодня он опять был разговорчив и жизнерадостен.
— А вот скажи мне, Густав, существует ли для тебя принципиальная разница, кто будет управлять страной, в которой ты живешь — Гаррис, а точнее, кто-то из его наместников, или же кардиналы из Церкви Шести? — поинтересовался он. — Хотя кого я спрашиваю? Ты же уголовник, асоциальный элемент, налогов все равно не платишь и законов не соблюдаешь.
— Я не всегда был конокрадом, — оскорбился Густав.
— А кем же ты был?
— Я торговал лошадьми.
— Прогресс твоей карьеры налицо, — сказал Ланс. — И что заставило тебя встать на скользкую дорожку?
— Церковники рек… ревизи… забрали моих лошадей в пользу своей церкви, — сказал Густав. — А в этих лошадок были вложены все мои деньги.
— То есть ты остался без средств к существованию и тебе надо было как-то выживать? — уточнил Ланс. — Что ж, сначала церковники забрали у тебя лошадок, твое единственное средство обеспечить себе достойную благопорядочную жизнь, а теперь они хотят, чтобы ты убивал ради них. А точнее, чтобы ты за них умер, несмотря на то что они сделали тебе много плохого. Ирония судьбы заключается в том, что так и будет, и при этом ты будешь сражаться с солдатами Империи, которые тебе ничего плохого не сделали.
— И к чему ты ведешь? — нахмурился здоровяк.
— Я просто поддерживаю
— И что война для тебя? — спросил я. — Искусство или ремесло?
— Я занимался войной на всех уровнях, — сказал Ланс. — В какой-то момент моей жизни война и была самой моей жизнью. Я даже долгое время думал, что мне суждено умереть в бою.
— А сейчас ты так не думаешь?
— Нет, — сказал Ланс. — Сейчас я так не думаю. Такие, как я, обычно умирают какой-нибудь глупой смертью. В лучшем случае меня уложат ударом в спину в какой-нибудь трактирной потасовке, которую и боем-то приличным не назовешь. Но и этот способ уже кажется мне весьма сомнительным. Впрочем, мне все равно.
— Ты только и говоришь, что о нашей смерти, — возмутился Густав. — Как будто тебя с нами не будет.
— Да куда ж я денусь? — ухмыльнулся Ланс. — Чужая страна, чужие интересы, чужая война… Отчего ж не повоевать?
— А ты вообще откуда?
— Издалека.
— На тхайца ты не похож. С одного из островов?
— Можно и так сказать.
На тхайца он не был похож совершенно, это факт. Но и на кого-то из островных жителей тоже. Еще недавно Тирен был дипломатической столицей нашего мира, и мне казалось, что я видел представителей всех стран и континентов.
Странно.
Разговаривал Ланс совершенно без акцента, и у меня даже не возникала мысль о том, что он откуда-то издалека.
Многое повидал — наверное. Участвовал во многих войнах — тоже может быть. Но вот то, что он не является жителем Срединного континента, весьма сомнительно.
Или когда он говорил «издалека», он просто имел в виду какую-то далекую провинцию, какую-нибудь глухую дыру, которую и на карте-то не найдешь? Я не стал спрашивать. Все равно не ответит или ответит так уклончиво, что лучше бы вообще ничего не говорил.
Он все время вел какие-то странные разговоры, и я бы не удивился, если бы в итоге Ланс оказался служителем Церкви Шести, специально подсаженным в нашу камеру для сбора информации. Хотя тут и было слишком мало народу и вряд ли церковники могли подозревать меня или Густава в каких-то страшных преступлениях, но все же я не сбрасывал со счетов такую возможность.
Он постоянно разглагольствовал о том, что все плохо и мы все умрем, но совершенно не выглядел подавленным. Наоборот, с каждым лишним днем, который, по его уверениям, приближал нас к «аду на земле», он становился все оживленнее и активнее. Даже пару раз проделал какой-то комплекс физических упражнений, чтобы, по его собственным словам, «быть готовым к мясорубке, которая нас всех ждет».
А мясорубка не заставила ждать себя слишком долго.
Через шесть дней после того, как на костре казнили Кларенса, заключенных вывели во двор, предварительно заковав в ножные кандалы. Было хмурое сырое утро, а на стенах стояли хмурые арбалетчики в отсыревшей одежде.