Цвет небес
Шрифт:
— Мне так жаль, Кора. Мне так жаль.
Жизнь
Глава 49
Софи
Я сидела за столом напротив матери и полностью понимала, что она тогда чувствовала. Я сама пережила это год назад в нью-йоркской больнице. В тот день произошел мой личный конец света. Та боль превышала любую, какую только может испытать человек.
— Мне жаль, мама. Я ничего об этом не знала. Почему ты не рассказывала мне?
— Потому
Я разглядывала маму в вечерних сумерках, и на меня внезапно снизошло чувство покоя.
— Потому что Мэтт и был моим настоящим отцом?
Мама вытащила из коробки салфетку и высморкалась.
— Да.
Мы долго сидели, не говоря ни слова, пока я ждала, что мама справится с вновь ожившим горем.
Я встала, прошла к буфету и осматривала полки, пока не нашла бутылку бренди. Налила нам обеим по рюмке и снова села.
— Значит, ты вышла замуж за папу, когда… — я замялась, — когда умер мой настоящий отец.
Она поднесла хрустальную рюмку к губам, поболтала янтарную жидкость и медленно пригубила.
— После операции, — пояснила она, — Питер постоянно находился рядом со мной. Он не вынуждал меня вернуться к нему, а просто успокаивал, подставлял дружеское плечо. Он знал, как я относилась к Мэтту. Мог не совсем понимать глубину моих чувств, но знал, насколько они искренны. Было нелегко, но после Рождества я вернулась в Уэллсли: намеревалась окончить год и получить диплом. Но когда в январе начались занятия, меня стало тошнить по утрам, и я сразу же поняла, что беременна.
Она сделала ещё один глоток и подняла на меня грустные глаза.
— На дворе были шестидесятые, — напомнила она. — Нравы были не те, что сейчас, и я училась в Уэллсли. Я не знала, что скажут учителя и родители. Я чувствовала себя сломленной и так скучала по Мэтту, что порой мне хотелось свернуться клубочком и умереть, — она помолчала. — В то же время меня переполняла радость, что я ношу его ребенка. Тебя. Ты была всем, что осталось мне от него, и собиралась сделать всё, что в моих силах, чтобы сохранить тебе жизнь.
Я нахмурилась.
— Всё, что в твоих силах… Папа вообще в курсе? Знал ли он, во что ввязывался? Что ты уже носила ребенка Мэтта? Меня?
Мне было тяжело понять это до конца.
— Конечно, знал, — подтвердила она. — Именно он предложил пожениться. Я сначала не хотела. Просто не могла думать о том, что выйду замуж не за Мэтта. В моем сердце он уже был моим мужем, а я — его женой. Я продолжала любить его, но также знала, что не смогу заботиться о тебе самостоятельно. Родители заставили бы меня сохранить всё в тайне и после родов отдать тебя на удочерение, чтобы я смогла закончить колледж. Питер понимал, что я чувствую. Он знал, что я никогда тебя не брошу. Он долго уговаривал, почти умолял меня выйти за него, и обещал, что будет любить тебя как собственную дочь. И он сдержал свое обещание, Софи. Он был хорошим мужем и отцом. Любил тебя, потому что ты была частичкой меня, и, Бог свидетель, он любил меня больше, чем я того заслуживала. Он остался мне лучшим другом, и я не знаю, как бы выжила, не будь его рядом.
Она подняла рюмку и допила бренди.
— Тогда почему ты его оставила? — спросила я, ощутив вспышку гнева в груди. — Он не хотел, чтобы ты уходила. Я слышала, как вы спорили перед твоим отъездом, но ты села на
Она откинулась на спинку стула и кивнула.
— Да, это так. И я рада, что ты теперь понимаешь это, знаешь, каким был и до сих пор остался твой отец. Вы никогда не были близки, и я об этом знала, но ты не знала всей истории. Если твой отец и вел себя по отношению к тебе отстраненно, то лишь потому, что ты служила ему живым напоминанием о том, что для меня он никогда не был тем, кем хотел бы быть. Он всегда знал, что больше всего я люблю Мэтта, а затем — тебя. Когда родилась Джен, он изменился. Она была нашим общим ребенком, и к тому времени мы начали жить полноценной семейной жизнью. — Она наклонилась вперед. — Это часть того, что тебе нужно сегодня здесь понять. В конце концов, время лечит раны. Могут остаться шрамы, но жизнь продолжается. Я любила Джен и твоего отца. И всегда буду любить. Он был моим героем, никогда не позволял мне падать духом, никогда меня не разочаровывал, ни разу, и я всегда буду ему благодарна.
Я сузила глаза:
— Но ты не ответила на мой вопрос. Скорее я ещё больше запуталась. Так почему ты бросила нас?
Она встала:
— Думаю, ты уже знаешь ответ на свой вопрос, Софи. Ты всегда его знала, но была в замешательстве, придя сюда. Не понимала, где ты, и что с тобой происходит.
Зрение затуманилось. Я не могла отчетливо видеть ни её, ни обстановку.
Я услышала скрип лестницы и почувствовала невыносимое желание расплакаться.
— Здесь есть кто-то ещё?
Мама кивнула:
— Да.
Я медленно повернулась и поняла, что смотрю на свою дочь Меган, неподвижно стоящую в дверях. Она встревожено нахмурила брови и заговорила с оттенком злости:
— Мне здесь хорошо, мамочка. Я же тебе говорила. Бабушка хорошо заботится обо мне. А тебе нужно возвращаться. Иди. Иди. — Она направилась ко мне, словно собираясь толкнуть. Она злилась на меня.
Я развернулась лицом к маме:
— Я мертва?
— Пока нет, — ответила она. — Ещё есть время, но ты должна захотеть жить.
Внезапно я полетела по узкому темному тоннелю. Стены были расписаны неясными граффити, а скорость и незнакомое место пугали меня.
Неужели это тоннель метро?
Где я?
Глаза распахнулись, и я заморгала, увидев яркое голубое безоблачное небо. Стоял чудесный день.
Неужели это рай? Как долго я летела? Мертва ли я сейчас?
Я приложила руку к груди и помассировала больное место. Прошлась пальцами по ребрам, пытаясь определить, где болит, а потом осторожно села.
Оглядываясь вокруг, я поняла, что сижу на кладбище. На надгробии рядом со мной было написано:
Кора Макинтош
Любимая жена и мать.
12 сентября 1948 — 17 ноября 1984
Образы с похорон мамы как вспышки света пронеслись в моей голове, а вместе с ними волнующие кадры авиакатастрофы, которые мы смотрели по телевизору.
Моя мама мертва. Она не принимала решения оставить нас. Я ошибалась, обвиняя её. Она не собиралась умирать.