Цветочек. История о заигравшемся лицедее. Том 1
Шрифт:
Ссадаши встретил хранительницу недовольным взглядом, обещающим большие неприятности. Дейна не впечатлилась.
— Ложку держать можете?
Наг сумел поднять руку до стола и даже сомкнуть дрожащие пальцы на ложке. Но она так тряслась, что Дейна, не слушая разъярённое шипение, забрала её и присела рядом.
— Надо есть. Господин, — женщина перешла на шёпот, — вы же хотите избавиться от моей заботы? Ну так поправляйтесь быстрее.
И ложкой отшкрябнула от сковороды побольше яичницы и шкварок. Ссадаши неохотно открыл
Пока Дейна кормила своего капризного господина, тётка Вала хозяйственно подобрала брошенную на скамью курту, подивилась хитрому крою и укоризненно подцепила ногтем засохшую грязь. Затем подняла рясу и, встряхнув её, недоумённо нахмурила брови.
— А чёй-то такое знакомое…
Дейна через плечо посмотрела на неё и мысленно охнула. Рясы жрецов Богини-Матери везде были одинаковы.
— Да это господина, — Дейна ткнула ложкой в сомкнувшиеся губы нага. — Испачкалась и промокла, так что я её сняла.
Несколько секунд тётка тупо пялилась на тряпку, а затем охнула, прижала её к груди и широко раскрытыми глазами уставилась на гостя.
— Мать-Божиня! Да как же я так… без почтения… Ох, стыд-то какой…
Женщина засуетилась, всплеснула руками и бросилась на колени перед кроватью.
— Господин… Отец, простите дуру, не признала по лицу! Да и как признать! Стыд, но жреца видим по разу в год. За тридцать вёрст ездим!
— Стыд твой пустой, дочь моя.
Дейна изумлённо захлопала глазами. Перевоплощение было мгновенным!
Ссадаши смотрел на коленопреклонённую женщину спокойно, с благостной улыбкой на устах. Протянув руку, он тонкими дрожащими пальцами очертил на её лице благословляющий знак.
— Ты помогла мне в беде, дала нам приют.
— Так из-за сребролюбия-то дала…
— Богиня награждает людей за труды их. Да и душа у тебя чистая и искренняя, а за те грехи, что есть, та сама себя в тайне ругаешь и каешься.
Тётка Вала растроганно заморгала.
— Так и есть! В нутро смотрите, отец! Ох, вам же худо! — спохватилась она. — А я терзаю вас. Молочка сейчас принесу. И мёду! Мёду! Мёд хорош при любой хвори! Богиня вас не оставит, а я подмогу в божеской милости. И как же вас угораздило?
— Ездил с поручением от столичного храма и на обратном пути по незнанию ягод ядовитых отведал. Благо не один был, а то пришлось бы Богине принять меня до срока.
— И то прав… — тётка посмотрела на Дейну и осеклась.
— Хранительница моя, отряженная от храма.
— Так женщина же…
— Увы, наёмники грешат много в пути, — Ссадаши печально вздохнул. — Пьют, кутят, с ветренными неверную связь имеют… Беспокойства много от них. То ли женщина-хранитель. С вином не балует и господина своего неверными связями не порочит.
— И то верно, — расцвела тётка. — А наш-то жрец… который за тридцать вёрст… от баб шарахается. Вот я
— Ну, дочь моя, — Ссадаши улыбнулся ей с ласковым укором, — ежели бы нам было воспрещено вовсе общение с вами иметь, то как благословения давать? Жрец должен держать своё тело в чистоте, а если для того ему нужно сторониться женщин, то значит мысли его грязны.
— Ох, истина какая, — Вала прижала руку к сердцу. И с укором посмотрела на Дейну. — Чё ж ты не уберегла хозяина своего? Он же нелюдь вон какой высоты! Эх…
Дейна виновато опустила голову.
— Вы отдыхайте-отдыхайте, а я сейчас молочка принесу.
Вала было вымелась из избы, но почти тут же вернулась и заискивающе спросила:
— А можно я сестриного сына на благословление приведу? А то ж когда ещё…
— Благословление только укрепит мои силы.
Только дверь захлопнулась, и Ссадаши мрачно уставился на Дейну.
— Жрец? — прошипел он.
— Ну не стащили же мы её?
— Мы?
— Я не могла сказать, что она моя. Не подхожу я для жреца, — Дейна посмотрела на свою облепленную рубашкой грудь.
Ссадаши проследил за её взглядом, сильнее сжал челюсти и, ничего не сказав, открыл рот. Дейна сноровисто засунула в него ложку.
— Шанка, у меня в дому жрец Богини-Матери! — донеслось восторженное с улицы. — Это ж какая святость сошла на мой двор!
Ссадаши мрачно заработал челюстями.
Час спустя Ссадаши, облачённый в наскоро почищенную рясу и обложенный подушками, сидя на постели благословлял выстроившихся сельчан. Рядом стояла суровая Вала, следящая, чтобы недужному жрецу особо не докучали. За её спиной высилась Дейна, замотанная в цветастое покрывало («Пусть люди о божеском думают, а не завидуют и похотью распаляются»).
— Богиня с тобой, сын мой, — заезжий «жрец» заботливо очертил благословением бородатое лицо местного кузнеца и мужественно стерпел благодарственный поцелуй в руку.
— Проходь, проходь, — подогнала кузнеца Вала. — За тобой ишо полдеревни!
— А чевой это у вас тут?
Сластолюбцы-выпивохи оказались мужичками неробкого десятка, раз посмели вернуться. Ну или же успели выпить для храбрости.
— Милостивый жрец благословляет нас от имени Богини, — с достоинством отозвалась Вала. — Но таким греховодникам милости не положены!
— Да чевой-то не положены? Мы, мож, каяться хотим, на путь верный идти…
— Щас я тебя провожу! — кузнец шагнул к окну.
— Стой, сын мой, — остановил его «жрец». — Он прав. Богиня милостива к кающимся. Подойдите ко мне, грешные сыны.
Сельчане зароптали, но выпивохи дружно сунули головы в окно, подставляясь под благословение. «Жрец» немного побледнел, отёр рот пальцами и потянул руку для благословения.
— Постойте, господин, — руку перехватила Дейна.
Которая заметила, что наагалей мазнул пальцем по зубам.