Цветок камнеломки
Шрифт:
– Начальник, - сквозь постоянную улыбку председателя колхоза все больше проглядывал оскал, - ты неправильный национальная политика ведешь. Шибко неправильный. Обижаешь местное население.
– Товарищ Боорчу, если не ошибаюсь?
– В голосе роботообразного старшины впервые послышалось что-то хотя бы мало-мальски человеческое.
– Можете быть уверены, что компетентные органы разберутся, так что не волнуйтесь и не нарушайте правопорядка…
– Органы-морганы… - поморщился Мухали, - мы сами разберемся, без органы, не мешай, да?
Он крикнул что-то такое подручным на улице, и призывно махнул рукой.
– Почем я знаю, может,
Старшина, - не отвечал. Со скрипом нагнувшись, он поднял что-то такое маленькое с бетона неподалеку от того места, где поначалу был найден пострадавший.
– Это - чье?
– Тебе виднее.
– Понятые, - подойдите поближе… Вот это, - старшина поднял повыше непонятную вещь, - израсходованная гильза от фотодинамического боеприпаса. А это, - он с ленивой грацией влез в самый отвисший карман к пострадавшему, - ствол к той гильзе. "Софит" называется. Очень интересно. Спорим, - в обойме одного патрона нету? И на что только, интересно, он его спалил?
И только тут все собравшиеся, одновременно, как это и бывает обычно в подобных случаях, заметили, что сторож на крыльце не сказал за все это время ни единого слова, не сделал ни единой попытки подойти, и даже не пошевелился ни разу. Он сидел за своей прозрачной броней совершенно неподвижно, откинувшись в кресле и уставясь прямо перед собой пугающим взглядом широко распахнутых, неподвижных глаз.
– Ну что, - представитель власти оборотил к Мухали-багатуру безглазое лицо, - нападение на охрану при исполнении служебных обязанностей? Статьи три-четыре, как минимум.
– Подкинули. Сами сторожа стреляли, сами парнишку из машины убили, сами ствол ему подкинули. Совсем беспредел… Извини, начальник, - а только ты уходи лучше, не надо тебе тут быть.
Теперь, - он только глянул, а темная толпа на улице уже угрожающе качнулась вперед, к машинам, ко двору, и старшина неуверенно лапнул "Пихту" у себя на ремне, и приоткрылись, выпуская сквозь получившиеся щели стволы, двери милицейских "ГаЗ"-ов, а в толпе замелькали разнокалиберные стволы и серые трубы, похожие на старинные тубусы для чертежей.
Свет, внезапно заливший все пространство, всю сцену потенциального театра военных действий, был так ярок, что выражение "светло, как днем", тут уже годилось не вполне. Фары и прожектора табора дальнобойщиков вонзились в толпу, как клинки, и люди, освещенные до белого накала, прикрыли руками ничего не видящие глаза, и только те, кто находился чуть пообок, смогли увидеть, проморгавшись, как над кабинами, над фургонами, сквозь стены фургонов выдвинулись стволы калибра 12,7, и уже не хотелось разбираться, УСС это, или банальные пулеметы. А гнусный голос, которому мегофон стократ преумножил как силу, так и гнусность, рявкнул:
– Эй, батыры! Нам не нужны неприятности, так что разошлись бы вы, право слово!
Мухали-багатур повернул голову только теперь, не вдруг, не спеша и не полностью, на лице его улыбка мимолетно, как отражение в текучей воде, превратилась в оскал и назад - в приятную улыбку. Обернувшись, он каркнул нечто гортанное своей группе поддержки, одновременно делая рукой некий не столь уж шаблонный жест, одновременно и отстраняющий, и обводящий, а они послушно отправились прочь, рассеялись, но при этом не ушли далеко, и при этом изменилось лишь одно обстоятельство: теперь степняки
– Так лучше?
– Смотри, - стиснув зубы, процедил вполголоса Михаил, лихорадочно цепляясь за плечо англичанина, - видишь, как окна кабин на грузовиках затянуло темным? Это они включили фотодинамическую защиту, а это значит, что начинать собираются со световых бомб, причем я слышал краем уха, что есть у них парочка особо гнусных сортов… Готовы, - только не решаются начать первыми, потому что хоть и не любят дальнобойщики багатуров лютой ненавистью, а все равно… Вот сейчас-с не выдержат у кого-нибудь нервы, мышь чихнет не в том месте, - и все вокруг разлетится вдребезги. Рванут бомбы, выжигая глаза собравшихся, ударят по фургонам "лахудры" степняков, а их самих возьмут во все свои стволы уцелевшие дальнобойщики…
– Заткнись, - вежливо попросил Майкл, - ты говоришь вполне понятные вещи, но отчего-то кажется, что ты все время бредишь вслух. И убери руку, - а то тебя так трясет, что у меня начинается морская болезнь…
Но тот словно бы и не слышал, продолжая монотонно, с зудением бормотать совершенно очевидные, бесспорные вещи. Другое дело, что верить в них совершенно не хотелось:
– … и дай Бог еще, если сразу же завалят хана, но это вряд ли, потому что настоящие вожди умудряются смотаться даже тогда, когда гибнет вся их армия, а товарищ Боорчу - у нас из настоящих… а если он уцелеет, то через полчаса тут будет вся орда со средствами усиления, включая реактивную артиллерию и авиацию…
Раздался мягкий вой, и на месте разгорающегося конфликта появилось новое действующее лицо, - еще один милиционер, на этот раз казах, поразительной красоты мужчина в лихо прогнутой форменной фуражке, весь из себя по всей форме и с очень серьезным лицом. И с тем же лицом он совершенно одинаково, по справедливости, молчаливо кивал, выслушивая доводы обоих участников тяжбы. Так могла бы кивать слепая Фемида, но когда он, наконец, принял решение, это впечатление почти полностью рассеялось.
– Владелец транспортного средства в качестве подозреваемого и уважаемый товарищ Боорчи как главный свидетель поедут со мной, а транспортное средство пойдет в качестве вещественного доказательства.
Роботообразный старшина слабо шевельнулся в своей тени, - похоже, высокое Искусство Быть Невидимым было присуще ему в превосходной степени:
– Браток, - прогудел он, - ты ничего не забыл, а? Например о соблюдении субординации?
Мухали, полуобернувшись к милиционеру-казаху, бесстарастным голосом выдал довольно длинную тираду, тот, полуприкрыв глаза, - кивнул.
– Интересно, - вдруг прервал бредовое бормотание Михаил, и вытащил что-то из кармана, - о чем он ему говорит?
– Это и вправду интересно, - согласно кивнул Островитянин, - у вас прямо-таки чутье. Вон этот, - он указал энергичным подбородком на Мухали, - вопрошает вон того, почему он явился так поздно, а не тогда, когда ему было приказано. Очень сердится и говорит, что если бы он, сын желтоухой собаки, делал то, что ему говорят, то не было бы сейчас такой вот… в общем, - задницы.