Цветок камнеломки
Шрифт:
– Ты откуда знаешь?
– Фирма, - высокомерно проговорил Майкл, - заботится о том, чтобы ее сотрудники знали основные языки страны назначения, а тюркская группа языков - среди таких основных.
Но тот, похоже, его не слышал: прижмурив глаза, как будто он одновременно и боялся смотреть на что-то уж особенно страшное, что должно было произойти вот-вот, и все-таки подсматривал, он снова обрушился в волны нездоровой риторики:
– … а самое страшное тут сам темп теперешнего боя, - безостановочно, на одной ноте бормотал он, словно читал монотонную паническую молитву, какое-то подобие "гос-споди сохрани меня и душу мою грешную, спаси сохрани не дай пропасть", - так что после первого же выстрела никто уже не сможет остановиться просто-напросто для того чтоб уцелеть тут же никаких укрытий мать иху так все друг у друга как на ладони если начнется тут через две минуты никого почитай не останется одно рваное мясо что они совсем одурели что ль не видят что творят…
И все-таки он был человеком дела, и потому, истекая болтовней на нервной почве
– Чем докажешь?
Михаил только пожал плечами и показал куда-то вверх и на северо-восток. Островитянин, храня на лице выражение полнейшего безразличия, сделал скользящий шаг за спины присутствующих, благо всем прочим было явно не до него.
Они появились через пять минут, они прилетели целой стаей, несколькими редкими шеренгами, а, прилетев, тут же сворачивали, широко распластав крылья и закладывая широкие, ломаные, дергающиеся по курсу и высоте круги. Концентрические. Пересекающиеся так, что ночные птицы не смешивали строй, пропуская друг друга на пресечениях, и так, что они перетекали из одного цикла в другой, в абсолютном порядке и устрашающей плавности. В небе над гостиницей повис целый узор из колец, неподвижный в самой своей текучести. И они не теряли времени зря: пока длилось это бесстрастное кружение, операторы где-то там помогали остроумным бортовым устройствам на основе "УС - 15" разобраться в тонкостях боевой обстановки, чтобы, если что, не дай бог, не угробили кого-нибудь не того. Армия до сих пор умудрялась держаться на довольно-таки передовых рубежах научно-технического прогресса, и ударные беспилотники "Сорокопут", предельно дешевые, почти - одноразовые, почти - расходный материал вроде боеприпасов, количество которых постоянно пополнялось прямо тут, на тыловой базе дивизии ВВС, по мере необходимости, безусловно, относились к разряду ultima ratio. Воплощенная смерть, постоянно находившаяся в боевой готовности "номер ноль", и Мухали, вовсе не будучи сорви-головой, моментально сообразил всю совокупность новых обстоятельств своим изощренным и коварным мозгом. Эти - не промахнутся, не умеют промахиваться. Пока кружили - успели разобрать цели. Успели разобрать цели и не промахнутся. С учетом того, сколько их - один залп. Навроде атомной бомбы с избирательным действием, - ничуть не легче. Похоже, удача начала отворачиваться от него, если довела встретиться в этой дыре - с Коровьим Нойоном. Ничего. Воины непобедимого Чингис-хана тоже умели радовать врагов отступлением. Только радость эта длилась совсем недолго.
– Вы, - проговорил он голосом, исполненным скорби, погрозил он пальцем, - препятствуете действиям органов правопорядка. Советский закон сурово покарает вас за это, - и, чуть довернув голову к Михаилу, добавил совсем вполголоса, - степь только кажется большой. Так что еще встретимся, Коровий Нойон.
К этому времени Майкл был уже далеко. Успевший в полной мере регенерировать, заправленный и навьюченный по всем правилам, экипаж его выпустил на лапах по четыре адской остроты шипа и перебрался через заднюю стену настолько ловко, что никто и не почесался. Он влез на нее в два маха, по схеме "четыре - упор, четыре - тяга", перетек над подозрительными колышками по гребню и мягко спрыгнул наземь. Как и всегда в подобных случаях, Майкл несколько мгновений после этого не мог сообразить, на каком он собственно, свете, но скоро сориентировался: все на том же, и "Сольпуга" с устрашающей скоростью уносит его в ночную степь - и прочь от освещенной, как рождественская елка, гостиницы. В полной мере отреагировав на критику, уж теперь-то он знал инструкцию к "Сольпуге" назубок, а потому вывел теперь прямо на лобовое стекло данные спутниковой системы "Постамент", а она, как-никак, позволяла с легкостью определить собственное местонахождение в этом постоянно меняющемся мире с точностью до десяти-двадцати метров. Так что теперь он направлял своего скакуна с темную степь с такой уверенностью, как будто ехал светлым днем, и тот летел сквозь ночь, сквозь прохладный воздух со скоростью не меньше ста десяти миль в час, на отдельных участках наддавая до ста двадцати, и никто за ними не гнался. Устроившись поудобнее, Майкл еще раз посетовал на удивительную консервативность человеческого мышления: и какого, спрашивается, черта нужно было останавливаться на ночь, если в его распоряжении есть такая техника? Которая просто по природе своей создана для ночных перемещений с большой скоростью? Воздух, с ревом проносящийся мимо, был ощутимо прохладным и нес острый, свежий, какой-то суховатый аромат невзрачной
Думая все это, а также подобные глупости, весь в восторге от собственной лихости, он и понятия не имел, что спасло его все-таки элементарное ротозейство контрагентов, прозевавших его отважный бросок через заднюю стенку, - и ничто иное. Потому что в противоположном случае Мухали-багатур вызвал бы пару длиннокрылых "Су-51" "Стриж", пилотируемых остроглазыми степными воинами, которые в два счета отыскали бы его в степи сколь угодно глухой ночью. А отыскав, - нашли бы подходящий способ остановить. Была у них пара-тройка таких, - подходящих: от крупнокалиберной пули в голову, из УСС, и до распыления катализного яда, выводившего из строя любой ЭХГ, не имевший надлежащей защиты, - потом его можно было без особых хлопот регенерировать или попросту заменить на точно такой же… Много можно было сделать хорошо и правильно, - вот только циничные греки утверждали, что даже боги не властны над тем, что уже сделано. Практика показывает, что это же утверждение справедливо и для несделанного. "Почему?" - сказал Уинстон Черчилль своим адмиралом, когда немецкие корабли выскользнули из смертной брестской ловушки под самым носом у Большого Флота, и был, разумеется, совершенно прав, но даже этот, совершенно беспрецедентный по своей жестокости разнос, все-таки ничего не изменил по существу. В отличие от немцев, англичанин так никогда и не узнал, что полагалось ему на самом деле в той пиковой ситуации.
– Послушай, - спрашивал он Михаила, взъерошенного после ванны, но все-таки не такого взъерошенного, как сразу по приезде, когда он вылез из машины, - но откуда у кочевников все это? Тут же элементарно негде спрятать даже свою задницу, не то, что сколько-нибудь серьезное производство… Тут так же можно скрыться, как, к примеру, на моей ладони.
– Широко распространенное заблуждение, - назидательно потряс пальцем русский после непродолжительной паузы, - очень широко. Когда-то именно здесь была впервые создана сталь, достойная этого названия. Здесь, в Туране, а не где-нибудь в знаменитых центрах цивилизации. Нашли место. А теперь, с нынешними возможностями, это сделать еще проще. Пойди угадай, что делается в каком-нибудь стоящем на отшибе шатре, особенно если именно туда-то как раз и не приглашают даже самых почетных гостей. Степняки очень практичны, и отлично понимают, какие именно вещи полезны по-настоящему, а какие…, - он сморщился, как будто откусил кусок лимона, - та-ак. Теперь их сыновьям есть смысл учиться, даже если они намерены кочевать всю свою жизнь… Нет, даже не так: они впервые получили возможность стать вполне-вполне современными людьми, оставаясь самыми настоящими кочевниками. Ох, и хлебнем же мы со всем этим горя, чует мое сердце! А вот ты, - сказал он без всякого перехода, - форменный псих! Сорви-голова. Это ж надо ж было до такого додуматься!
– Я решил, - методично ответил Островитянин, - что по устранении причины конфликта он рассосется сам собой, потому что ровно никому не будет нужен.
– Да нет, решение, безусловно, гениальное, тут и говорить не о чем… вот только дури такой я не встречал уже очень давно, ей-богу!
– То, что ты противоречишь сам себе, тебя, понятно, не волнует? Тут, знаешь ли, - либо то, либо другое.
– Вообще говоря - да. Но ты - особый случай. Из ряда - вон. К тебе применима исключительно только не-Аристотелева логика. Так что, все-таки, и то - и то. Одновременно. Учти! Никогда не следует совершать дерзких маневров, если для победы достаточно без особого риска отсидеться в окопах. Примитивно и скучно. Видел же, что мы почти что уже разрулили ситуацию…
– Да? А у меня, видишь ли, сохранялись на этот счет некоторые сомнения. Так что можешь считать, что это больше соответствовало моему нынешнему душевному настрою.
– Да будет тебе х-херню то нести, на самом деле! Ведь взрослый же, вроде бы, человек!
– Да-а? Вон ты как запел? А кто мне давеча заливал, что произвол, - это наивысшее проявление личности и больше всего роднит нас с богами? Не помнишь? Водку мы пили, ты еще помовал, этак, расслабленной кистью, с видом не то пресыщенного римского патриция, не то - декадента, не то - заслуженного, опытного педераста… Хотя почему, - "не то"? Одно другому сроду не мешало.
– Да мало ли чего я ляпну по пьянке? Вот пришибли бы тебя нукеры Мухали-багатура, - узнал бы тогда!
– Значит, - впредь наука. Никогда нельзя знать заранее, когда и как вылезет однажды сказанная глупость, пусть даже давным-давно позабытая. Я не русский. Я - англичанин. Поэтому, как бы я ни ценил свою жизнь, это - моя жизнь, и поэтому я волен ей распоряжаться.
– Прогрессируешь, о Шизе! Такими темпами скоро созреешь окончательно. Надо сказать, - тогда у тебя будет бо-ольшая компания.
– Собственно говоря, ничего такого уж неожиданного в вашей мозаике нет. Как бы ни в шестидесятые годы вышли первые статьи о молекулярной сборке, там еще, помнится, помимо головокружительных перспектив, выказывался целый ряд опасений…
– И?
– И ничего. Потом - заглохло, так что я решил, что, как обычно, - засекретили, как только начали появляться первые практические результаты. Но тогда, помню, на меня статья произвела сильное впечатление… Понимаешь, ублюдок писал о всех этих чудесах с таким небрежным изяществом, как будто имеет с этим дело ежедневно и знает досконально. Как пастух в сотом поколении - нрав и повадки своих овец.