Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Женщина погладила себя по животу и подумала о том, в чем была почти уверена – ее месть только начиналась.
Аменемхет пришел к ней в счастливый день.
========== Глава 44 ==========
Юноша не появлялся в храме до позднего вечера, проскользнув туда только тогда, когда начали закрывать ворота. Потом, одиноким потерянным мальчиком, пробрался к общей спальне, но не вошел – сел прямо на пол в коридоре, хотя это было запрещено.
Что для него этот запрет, когда он
Юноша положил руку на амулет Амона, который постоянно носил на груди и не снял, даже когда овладел этой подлой женщиной; Аменемхет дивился, как цепочка не задушила его, а золотой амулет не раскалился, оставив на груди клеймо. Щеки его пылали от стыда. Он не знал, как будет смотреть в глаза товарищам и жрецам храма… Отцу…
Тот просто убьет его, когда про такое узнает – не пригрозит, а убьет… Отец в последние годы ожесточился так, что любое неповиновение или непорядок приводили его в гнев. Неб-Амон все силы отдавал болезни матери.
Что же он сделает, если до него дойдут слухи о такой мерзости, совершенной сыном? Аменемхет знал, что совокупление с девочкой-ровесницей во время праздников, скорее всего, простилось бы ему… отец понимал его возраст… но это?
Аменемхет помнил, как отец говорил о Тамит – как о распутнице, которая может совратить любого. И был, как оказалось, совершенно прав.
– Господин, - раздался над ним тихий ласковый и встревоженный голос; Аменемхет поднял голову.
Перед ним стоял молодой жрец, который иногда вел у старших мальчиков уроки. Конечно, этот жрец, как и все здесь, знал, кто такой Аменемхет.
Вернее, никто этого теперь не знал: никто не знал, что один из лучших юношей Амона распутник и лжец.
– Тебе плохо? – спросил жрец-учитель и протянул руку, чтобы помочь ему подняться. – Проводить тебя в спальню? Может быть, позвать врача?
Молодой человек смотрел с добротой и искренней тревогой. Он, без сомнений, никогда не лежал с преступными женщинами, годящимися ему в матери.
– Все хорошо, божественный отец. Я сам… дойду, - выдавил Аменемхет. Но жрец не поверил и взял его под руку, когда юноша встал на ноги. С какой радостью Аменемхет избавился бы сейчас от этой доброты и поддержки.
Они вместе дошли до спальни, и там жрец оставил его, сказав, что непременно пришлет к нему врача. Здоровье такого благочестивого и старательного юноши не должно подвергаться опасности.
Пошатываясь, Аменемхет добрался до своей постели и сел, закрыв лицо руками. Он множество раз видел в таком положении стыдящегося Хепри; но его юный друг за всю свою жизнь не совершал столь постыдных поступков. Аменемхет не знал, как теперь сможет с ним говорить… как взглянет на него, когда они встретятся.
Обычно старший друг приходил к младшему; Аменемхет надеялся, что, ожидая этого, Хепри не поступит наоборот. Хотя, скорее всего, он таки придет к нему сам. Ведь это его мать Аменемхет сегодня навещал.
Ведь это с его
Я достоин самой страшной кары, подумал юноша и лег, спрятав лицо в сгибе локтя. Конечно, никто не посмел его побеспокоить.
Но вскоре его воспаленный слух уловил шаги – это друг шел к нему. Убирайся прочь, подумал Аменемхет. Молю тебя – уберись подальше и никогда больше не приближайся ко мне!..
– Ты заболел? – осторожно спросил Хепри.
Аменемхет кивнул; как он надеялся, что мальчишка уйдет.
Хепри присел рядом.
– Позвать врача? Я сейчас приведу его.
И это повторение слов заботливого жреца, который, как и Хепри, считал Аменемхета праведником, заставило Аменемхета взвиться на постели.
– Убирайся! – крикнул он на всю спальню; побледневшие скулы обтянула кожа, подбородок задрожал от гнева.
К ним тотчас обернулись все соседи; с жадным интересом, который, однако, тут же угас при виде ярости на лице Аменемхета. Он был всегда спокоен, однако опасен даже в мирном настроении. Мальчишки отвернулись, делая вид, что и не смотрели на него и его друга.
Его маленький товарищ стоял перед ним, полный изумления, обиды… и тревоги.
Он догадывался, что в доме Тамит с его другом произошло что-то неприятное. Может быть, его мать попыталась напасть… оскорбила Аменемхета? Она вполне могла такое сделать.
Аменемхет видел все эти вопросы и тревоги, и больше всего на свете хотел бы рассказать, что произошло. Если бы это можно было рассказать Хепри. Если бы это можно было рассказать хоть кому-нибудь.
Хепри несколько мгновений постоял, побледневший и на глазах похудевший от огорчения, потом повернулся и с достоинством ушел. Но на полдороге вдруг остановился и вернулся.
– Моя мать здорова? – робко спросил он.
Его гордость тут же разбилась о беспокойство за мать – он очень ее любил.
– Да, - бросил Аменемхет и, отвернувшись, резко лег и накрыл голову руками.
Они не разговаривали недолго – несколько дней; Аменемхет не перестал чувствовать стыд, но ощутил, что не выдержит больше такого одиночества – в темнице своих грехов. Конечно, рассказать Хепри по-прежнему было ничего нельзя, но тот хотя бы поможет ему забыться…
– Моя мать обидела тебя? – спросил Хепри, все-таки попытавшись дознаться о причине такого состояния друга. Он понимал, что причина очень серьезная… и ему трудно о ней говорить.
Аменемхет усмехнулся. Малыш.
Он вдруг почувствовал себя старше Хепри не на два года, а на двадцать лет.
– Обидела, - сказал он.
– Постарайся не сердиться на нее, - попросил Хепри. – Ей очень трудно…
Аменемхет стиснул кулаки.
– Брат, прошу тебя – не заговаривай со мною больше о своей матери, - едва слышно сказал он, чувствуя, что вот-вот не выдержит и обидит Хепри снова. – Я не могу…
– Хорошо, - согласился Хепри. Он был встревожен не на шутку, но сумел удержаться от дальнейших расспросов.