Цветок под куполом. Возвращение
Шрифт:
При этих словах я застонала и дернулась в руках Ива. Плеть с первого удара рассекает кожу до крови. К тому же ее как правило вымачивали в специальном растворе, который увеличивал болевой эффект и кровопотерю. Тридцать ударов превратят спину Майки в лохмотья, и она умрет от болевого шока, прежде чем кто-то что-то успеет понять. Если прибавить к этому кровопотерю, то у нее практически нет шансов живой спуститься с эшафота. Я стала вырываться из рук Ива, но тут к моему величайшему изумлению услышала совершенно пьяный голос Ната.
— Лохматого шопонога мне в глотку. Да здоровая же девка, а вы ее тут угробить решили. Она ж еще послужить же может. Ик. — Он совершенно пьяно рыгнул, отпихнул стражника и подошел
Стражник ринулся было его вернуть на место, но был остановлен жестом жреца, распоряжавшегося казнью.
— Любезный, вы имеете что-то предложить? И выкупить осужденную с каторжных работ?
— С каторжных? Да она не осилит наказание. Я заплачу за каторгу и штраф. А вот ее труп покупать я не намерен. Зачем мне труп, я же не мясник в самом-то деле. И не могильщик. — И он пьяно расхохотался своей шутке, но стояла гробовая тишина и никто его не поддержал.
Казалось, что на площади все затаили дыхание и внимательно прислушивались к каждому слову жреца и Ната.
— А позвольте узнать, любезнейший, вы для себя хотите ее приобрести? — Продолжал допытываться жрец.
— Для себя? Да слизкого мерзлюка мне в глотку, меня ж моя старуха жёнка прибьет, если я эту девку в дом притащу. Да к тому же она посмела оскорбить уважаемых людей этого города. Мне такой хлам не нужен. — И Нат снова пьяно покачнулся, старательно удерживаясь за эшафот.
— А тогда, дорогой мой, зачем же она вам? — Не переставал выяснять детали жрец, все время поглядывая на балкон городской ратуши.
— Я ее оркам или троллям продам. А ежели они не купят, так любой бордель на спорных землях мне за нее заплатит. И назад свое я получу еще и с прибытком. — Продолжал громко горланить Нат.
— В бордель? Оркам или троллям? Светлую лану? — Было видно, что даже для жреца это было слишком.
— Ну, так она большего и не заслуживает. Вы же сами огласили ее обвинения. Согласитесь, глубокоуважаемый высший жрец. Городу выгодно получить в казну пятьдесят золотых, а оскорбленным почтенным лицам штраф. Зачем вам труп девки, когда за нее можно получить шестьдесят монет золотом в казну? — Все это он произнес громко, чтобы его услышал каждый на площади.
Жрец и в помине не был высшим. Он и на среднего то не тянул. Но Нат сегодня уже произвел стражника в офицеры, и меня такое повышение низшего жреца не удивило. После последних слов Ната, жрец горделиво выпятил подбородок и снова посмотрел на балкон ратуши. Я проследила за его взглядом и только сейчас заметила там уважаемых лиц города. Они горделиво восседали там, увешенные драгоценностями, в дорогих мехах и бархате. Весь балкон светился от обилия украшений. Создавалось впечатление, что они пришли смотреть оперу, а не на страдания людей. И тут я увидела, как сидящий в центре тучный мужчина с тремя подбородками кивнул, а глаза его зло заблестели. Ему пришелся по душе спектакль Ната и мысль о том, что Майка окажется в борделе определенно согрела душу этого мерзавца. Увидев этот кивок жрец еще больше приосанился и что-то прошептал на ухо глашатому. Тот снова выступил вперед и громко объявил.
— Лана Майя Мерси за лечение без соответствующего благословления высшего жреца, неподчинение законам светлой империи, сопротивление оказанное стражам правопорядка и оскорбления, высказанные в присутствии свидетелей уважаемым лицам города приговаривается к десяти ударам плети и штрафу в шестьдесят золотых монет.
— Ну это дело. Сразу чувствуется деловая хватка почтеннейшего градоначальника. Такой всегда знает, как выгодно продать даже самую мерзкую из девок и получить заслуженную прибыль в казну. Буду в столице и спорных землях обязательно восхвалю эти качества вашего начальства. Уверяю, император ценит таких людей. — С этими словами, произнесенными снова очень громко, Нат отвязал кошель с
А палач между тем подошел к Майке и потянул ее к столбу, установленному на эшафоте. Он поднял ее руки и за кандалы прикрепил к вбитому крюку. Крюк был вбит достаточно высоко. В результате ножки Майки едва касались пальчиками досок эшафота. Она была не выше меня. В светлой Академии мы, бывало, всегда шутя мерились, кто сегодня подрос хоть на немного. Нат уже отсчитал деньги. Жрец проворно ссыпал их в мешочек и подвесил к поясу. Потом повернулся к столу в глубине эшафота, что-то там подписал и вручил Нату бумаги.
— Штраф уплачен полностью. Палач, можешь приступать к вынесению приговора. А потом она ваша, уважаемый.
Палач подошел к Майке и, дернув за ее мешковатую жреческую хламиду, обнажил ее спину. Она была страшно худой. Ее ребра можно было пересчитать под тонкой кожей. Она и десяти ударов не вынесет в таком состоянии. Я снова дернулась, но руки Ива крепко держали меня. Он вдруг повернул меня к себе лицом и прижал мою голову к своей груди.
— Ана, девочка моя. Не нужно тебе туда смотреть. Нат сделал все, что мог. Мы не можем ей больше ничем помочь сейчас. Ты вылечишь ее, как только мы уйдем отсюда. Потерпи. Скоро все закончится, и я уведу тебя.
— Я могу… — Попыталась я возразить.
— Ана, ты сейчас ничего не можешь. Слишком много народу. Любое заклинание заметят. Мы не можем рисковать. Поверь мне. Я бы рад еще что-то сделать. Но мы не можем. — Он прижимал мою голову к своей груди и ласково гладил меня по волосам.
И тут прозвучал первый свист плети и удар. За ним последовал громкий девичий крик. Он разнесся по всей площади и вся толпа громко охнула. Потом второй свист и снова удар. Майка снова закричала. Я тесней прижалась к Иву и зарыдала. Я кусала губы, чтобы ни дай свет не заплакать в голос и не привлечь к нам внимание. Палач не торопился. Он будто растягивал удовольствие для уважаемых лиц города, сидящих на балконе. На седьмом ударе Майка не закричала. Когда я также стояла на площади под плетью, потеряла сознание на восьмом. Палач все-таки сжалился и не дал жрецу привести ее в чувство. Он успел сделать еще два удара, когда тот подошел. Жрец оторвал голову девушки от столба и заглянул Майке в лицо. Потом махнул рукой палачу и просвистел последний удар, в полной тишине. Палач приподнял руки Майки за кандалы и снял ее с крюка.
Девушка мешком свалилась на доски эшафота, а палач небрежным ударом ноги скинул ее на руки подошедшего Ната. Вся спина была в крови. Но Нат не обратил на это ни малейшего внимания. Он закинул бессознательное тело на плечо, и голова Майки свесилась у него за спиной. Придерживая свою ношу одной рукой, Нат двинулся прочь от эшафота. Толпа расступалась передним, давая пройти и унести девушку с площади. Ив быстро развернув меня заставил двигаться вперед, продвигаясь за Натом и стараясь не упустить его из виду. Я вытерла слезы и быстро перебирая ногами устремилась вперед, краем глаза заметив так же протискивающихся Яна с Лидаджу. Вот только он держал девушку на руках, и она, судя по всему, была без сознания. Он нес ее и громко сетовал на то, что его беременной жене не место на общественных казнях. И запах крови вообще девушкам в положении вреден. Все улыбались и даже иногда давали ему дорогу. Марк шел за широкой спиной Яна и, как я поняла тщательно следил за обстановкой, судя по его внимательным глазам обегавшим лица людей. Наконец мы попали в переулок, и я увидела в его конце Ната, широко шагающего вперед. Мы переглянулись и побежали, догоняя его. Позади нас глашатый на площади продолжал зачитывать нововведения, штрафы и объявления. Но нас никто уже не останавливал, позволяя беспрепятственно покинуть площадь. Мы все пятеро догнали быстро идущего Ната, и тот не сбавляя шага произнес.