Цветок яблони
Шрифт:
Шерон добралась до лежащей Бланки, отволокла назад, как можно дальше от сражающихся и воющей «двери».
Алая полоса проходила через лоб госпожи Эрбет, по левой скуле и подбородку. Текла кровь.
— Я ничего не вижу, — прошептала Бланка. — Ничего не вижу.
— Все будет хорошо. Я должна помочь ему. — Шерон начала выпрямляться, но тонкие, сильные пальцы сжались на её запястье.
— Нет! — сказала рыжеволосая. — Не мешай. Они убьют тебя... Ты только пропадешь зря. Все идет своим чередом. Поверь мне!
Вир
Мильвио перетекал из стойки в стойку. Шерон знала их все. Каждую из карифских «цапель». Сталь гремела, та сторона выла, и у «входа» появились завихрения воздуха, словно миры смешивались друг с другом.
«Цапля находит финик», «Цапля встречает зной» и, наконец, «Цапля убивает богомола». Меч не удержался в руке герцога, выскользнул из пальцев, отлетел.
Фэнико, готовый разить, мелькнул в воздухе и... встретился с кулаком Эрего да Монтага. Струны звякнули металлом. А клинок, не устояв в этом столкновении, раскололся пополам...
Краешек уходящей луны касался серебристых пиков горного хребта, а звезды стали бледнее. Две черные башни нависли над Лавиани, участливо заглядывали в лицо, словно чудовища из детского кошмара.
Вопрошали: «Ну, как ты?»
Впрочем, башню закрыл чёрный силуэт со взъерошенными волосами. Тёплым золотом блеснули глаза.
— Рыба полосатая. — Сойка наконец-то чувствовала боль. — Если это та сторона, то она не менее унылое место, чем наш мир.
— Та сторона тебя пока не ждет, — негромко сказал ей Пружина, держа левую руку на животе сойки.
Золотистые искры бежали по полупрозрачным сосудам, и Лавиани отвела взгляд, сдерживаясь от близкого волшебства асторэ. Процедила сквозь стиснутые зубы:
— Что за хрень?
— В тебе яд демонов. Хотя уже меньше, чем пять минут назад, — последовал спокойный ответ.
— С каких пор ты научился его вытаскивать? В Рионе сам страдал от этой заразы.
Тэо хмыкнул, словно тоже удивившись вопросу, на лбу у него появилась складка.
— Не знаю, — озадаченно произнес он. — Словно мне кто-то рассказал... Но... я не помню кто.
— А как ты узнал, что я ранена? Как нашел?
— Я... — Пружина осекся и неловко пожал плечами. — Просто вернулся.
Сойка цокнула языком, думая о Бланке, о её паутине, и прошептала:
— Просто вернулся... Спасибо.
Последнее она сказала им обоим. И рыжей, которую когда-то терпеть не могла. И Тэо, которого в первую встречу едва не убила, решив, что он человек Борга. И вот эти двое спасли ей жизнь. Стоило подумать о том, как все меняется... Но ей было тяжело думать. Она хотела спать.
— Что там происходило, когда ты уходил? — Взгляд на башню
Тэо, не отнимая руки от живота сойки, прогоняя черноту на её коже, обернулся, посмотрел.
— Полагаю, что все решится без нас.
— Ты не вернешься к ним?
— Нет, — твердо ответил асторэ. — Иначе ты умрешь. А я все равно не успею подняться.
Она на секунду закрыла глаза:
— Мири. Шестеро. Кто там отвечает за все, дери вас шаутты? Сделайте хоть что-то хорошее в этой жизни. Помогите им.
Несколько мгновений сойка лежала неподвижно, затем, словно вспомнив о чем-то, зашарила на своем поясе и с тревогой спросила:
— Где мой нож, рыба полосатая?!
Звон сломанного клинка прозвучал хрустальной трелью, заглушив все.
Шум бешено вращающегося потолка.
Стоны, смех, крики и угрозы, льющиеся из провала, пожирающего свет.
От обломков меча во все стороны ударило невидимой силой. Чистой, словно горный источник. Ледяной, могучей, всесокрушающей.
Холодный поток сбил с ног Шерон, пронзил, вызывая мурашки и вкус меда на губах. Почти ослепил, заставил дрожать, сделал слабой и едва не растворил в себе.
Бланка лишилась чувств, и мощь, льющаяся из сломанного Фэнико, словно ветер, шевелила гриву её рыжих волос. Вир не двигался, отброшенный в угол зала. На губах Нэ выступила пена, старуха замерла, будто её парализовало, и только правая её рука периодически дергалась, но глаза остались прежними — холодными, расчетливыми, оценивающими. Таувин не потеряла сознания.
Эрего да Монтаг стоял на коленях, покачиваясь, с закатившимися глазами, и тонкая нитка крови из носа стекала у него с подбородка на грудь.
На ногах остался лишь Мильвио, выжженный волшебник, тот, над кем магия, вырвавшаяся из тысячелетнего узилища, спрятанная Тионом в артефакт Шестерых, была не властна.
Нэ, превозмогая беспомощность, повернулась на бок и что-то толкнула от себя к Войсу. Оно, крутясь, проехало по гладкому полу, остановившись возле ног Мильвио, рядом с обломком Фэнико.
Треттинец поднял нож Лавиани, шагнул к герцогу и воткнул оружие ему в грудь.
Нить порвалась, и Шерон опустила ресницы. Смерть была слабой, призрачной. Статуэтка Арилы в руках тзамас стала теплой, когда тот, кто был в теле его светлости, вернулся в бывшую часть доспеха Вэйрэна.
Указывающая не отбросила ее. Лишь сжала крепче.
Мильвио подошел к ней, сел рядом. Положил обломок Фэнико у своих ног.
— Мой друг дал этому мечу красивое имя. Стоило переделать рукоять, чтобы Вэйрэн не узнал его. Что же. Рассвет идет... — Треттинец взглянул на окно. — Он несет свет и надежду.