Цветущий репейник (сборник)
Шрифт:
Он снова уткнулся в записку.
«В своё время мы сможем увидеться, а пока будет пушечная почта… Вчера шёл дождь. А когда идёт дождь, приходят самые интересные мысли. Вот почему, например, люди любят путешествия? Особенно рвутся на Северный и Южный полюсы. Сколько путешественников погибло, прорываясь на Север и Юг. Это, по-моему, оттого, что, где бы мы ни находились на земном шарике, мы всегда будем на перепутье между Востоком и Западом, между Севером и Югом».
Милан опустил записку, осмысливая прочитанное, удивляясь и соглашаясь. Невидящим взглядом он смотрел на поблёскивающий за деревьями залив. И его тоже тянуло в дальние путешествия, манила неизвестность
«И оттого, что мы всё время на перепутье, появляется беспокойство и стремление к путешествиям, — читал дальше Милан. — Где бы мы ни были, мы как бы не у места, поэтому путешественники хотят достичь абсолюта — Северного или Южного полюса. Чтобы хоть там ощутить себя на конкретном месте. С Востоком и Западом это невозможно, шарик-то круглый, он приплюснут только на полюсах. Ни Восток, ни Запад по-настоящему недостижимы. Хотя и это условно».
На этом записка обрывалась. Милан покрутил её в руках, выискивая продолжение. Но продолжение мысли ожидалось, по-видимому, от него. Судя по рассуждению, человек бредил путешествиями, морем, приключениями. Как раз такие желания подобают кадету морского корпуса.
Милан почесал лохматый затылок, достал карандаш и запасённый тетрадный лист. Он попытался сосредоточиться, но мимо по тропинке то и дело проходили туристы и гуляющие в солнечный день горожане. Скрипел мелкий гравий под их ботинками, доносилась музыка из радиоприёмника и смех.
Проходившей мимо девчонке лет пяти Милан скривил жуткую рожу. Девчонка заревела, её мамаша ринулась к обидчику выяснять отношения, а он дал дёру. Протиснулся через прутья забора и вылез на набережную. Тут рядом был причал военных кораблей. Стальные махины, они виднелись из-за деревьев решётчатыми антеннами локаторов. Сюда, за ограду, лазить запрещалось. Матросы, охранявшие военный объект, стояли на контрольно-пропускном пункте метрах в пятистах от заборной лазейки и редко успевали догнать нарушителя. Правда, иногда их погоня завершалась успехом, обычно это случалось, когда матросы устраивали засады. Жертвы уныло отшучивались на вопросы мальчишек о неудаче. А свидетели взахлёб, с холодком в животе повествовали, что пойманных нарушителей матросы не водили к родителям, а на месте с наслаждением удачливого охотника лупили ремнём с блестящей пряжкой.
Милан нервозно повёл плечами, осмотрелся, нет ли матросской засады, и спустился к воде. Под каменным причалом его не должно было быть видно.
Разноцветные гранитные камешки, застывшие в бетонной стене, нагревались на солнце, их шероховатые бока было приятно трогать руками. Вода залива с мазутными разводами слабо плескалась о камни.
Покусав кончик карандаша, Милан почувствовал знакомый школьный вкус дерева и графита. Свежих мыслей это не прибавило, наоборот, навеяло сон. Мальчик сердито встрепенулся.
«Вот как можно писать незнакомому человеку? — подумал он. — Может, ему вовсе не интересны мои мысли. Может, он станет надо мной смеяться?»
Милан посмотрел на залив, на маленький туристический пароходик. Он то появлялся, то исчезал, теряясь в ярком свете.
«Я не знаю, кто ты, поэтому мне тяжело писать, — в памяти Милана возник
— Ага! Попался! — раздался над его головой простуженный хрипатый голос.
Милан вскинулся и увидел над собой две румяные физиономии морячков, самодовольно-ликующие. Один из них уже снял тот самый легендарный матросский ремень и призывно покачивал им.
Не торопясь, спрятав записку поглубже в карман, Милан приветливо улыбнулся матросам, помахал им рукой и, недолго думая, сиганул в воду в одежде.
— Куда! — испуганно заорали матросы. — Утонешь! Вернись! Мы не тронем!
Надув щёки, напрягаясь под тяжестью намокшей одежды, Милан помотал головой и поплыл вдоль берега, чтобы выбраться там, где кончается забор. Плавал Милан хорошо, только холод сдавил тело и мазутный дух шибал в нос.
Выбрался Милан на каменистый берег далеко за забором. Несколько минут он лежал неподвижно, согреваясь под жарким солнечным потоком, лившимся будто бы и не только с неба, но и с залива, от береговых камней. Потом он вытащил из кармана записку незнакомца и своё незаконченное послание, разложил их сушиться на горячих камнях. Уселся рядом, упёрся руками в землю за спиной, откинул голову с налипшими на лоб волосами и рассмеялся.
Через полчаса солнечной просушки Милан поплёлся домой, размышляя, как отстирать от мазутных пятен новенькую ветровку и где её потом сушить.
Милан открыл своими ключами и наткнулся на изумлённый взгляд отца.
— Па? А ты чего дома?
— Отгул взял. А вот ты чего?
— В залив упал, — ворчливо и, как всегда, независимо ответил Милан. Независимым, чуть раздражённым тоном удавалось врать почти правдоподобно.
— У корабельного пирса? В запретной зоне? — настороженно спросил отец.
— С чего ты взял?
— От тебя же мазутом пахнет. Зачем ты врёшь? Если тебя там поймают, неприятности ведь у меня будут. Ты хотя бы об этом подумай. А про испорченную одежду я и не говорю. Это мама с тобой разъяснительную работу проведёт, — отец покачал головой. — Как ты будешь жить, такой упрямый и скрытный?
— Просто я самостоятельный, а вам с мамой это, конечно, не нравится, — пожал плечами Милан, отлепляя от себя ветровку и футболку.
Отец снова покачал головой, но ничего не сказал и ушёл к себе в кабинет. Он был уставлен книгами, завален чертежами, свёрнутыми в трубки, прокурен, а пол его был усеян огрызками искусанных карандашей.
Милан переоделся и с хмурым лицом уселся за стол дописывать послание. С отцом он не любил ссориться. Отец был ему интересен, говорил всегда неожиданные вещи и не сердился по мелочам, как мама или бабушка.
С таким настроением писать записочки, пусть и загадочному незнакомцу, мальчику не хотелось. Он лёг животом на стол и высунул голову в открытое окно, у которого стоял письменный стол.
Вдали за деревьями виднелся залив. Облака были разодраны на пушистые полосы ветром, задувшим с моря к вечеру. Милан опустил голову. Во дворе со своей собачкой пекинесом прогуливались бабушка с дедушкой из соседней квартиры. На бабушке ветер раздувал синий плащ. Дедушка был весь в белом: ветровка, брюки и даже ботинки. Бывший капитан дальнего плавания, он старался всегда выглядеть франтовато.