Цветы и воды

Мухлынин Андрей Александрович

— Я же сказал, так получилось. Аякаши готов был вернуть звёздный шар, всё могло бы быть куда проще.

— Что ж, заказ ты не выполнил, — она поджала губы. — Не могу сказать, что сочувствую.

Я развёл руками и повернулся кругом, почти привстав на цыпочки.

— Ох! Неужели ты не заметила? Не обратила внимания, когда Кумико исчезла? Сразу после того, как я атаковал Окаду! Ну же!

Нинель молча смотрела на меня, ожидая объяснений.

— А! что тут сложного?! Два удара по нужным точкам вызывают боль и временный паралич — достаточно, чтобы отвлечь внимание. Живёшь

в месте, кишащем монстрами, но не знаешь таких простых вещей! Ты меня разочаровываешь!

— Ты больной.

— Да. Пару дней, как.

Я сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, чувствуя, как волна нервного возбуждения постепенно стихает.

— Самого аякаши не так-то просто порезать, однако это не значит, что нельзя порезать его одежду. Пока он был занят своей левой рукой, ничего не стоило вспороть ему шмотьё и прихватить вот это, — я достал из кармана джинсов небольшой шарик, размером чуть больше куриного яйца. Он сиял как маленькое солнце — тёплым, ослепительно белым светом. Разорвав остатки рубашки на части, я завернул звёздный шар в один из кусков и пояснил: — Слишком уж яркий, боюсь, его могут заметить. Духи Окады наверняка уже шныряют по городу, разыскивая его. И меня тоже. Кстати, за себя можешь не беспокоиться, аякаши всё равно, в чьё тело помещать призрака.

Вытащив мобильник, я нашёл номер Икрамова и быстро набрал ему сообщение с просьбой сохранить «кое-что» в надёжном месте и указанием адреса. Затем нашёл подходящий по размеру камень и завернул его в другой кусок рубашки. Начиналась новая игра: что подумает Окада? Что я отдал шар на хранение, или что попытался обхитрить его, избавившись от пустышки и оставив настоящий себе? Так или иначе, он не станет рисковать впустую и будет ненадолго занят.

— Твои друзья в беде, — сказала вдруг Нинель, скрестив руки на груди.

— Верно, — согласился я. — Двое. Это создаёт определённые трудности. И у меня меньше суток, чтобы придумать, как их вызволить. Эй, а знаешь, что?

— Что?

— Ты такая милая, когда сердишься!

Я схватил Нинель в охапку и прижал к себе. Она никак не ожидала такого и несколько секунд не сопротивлялась, но потом вспыхнула и оттолкнула меня.

— Совсем спятил?! Не распускай лапы, чёртов извращенец! — рявкнула она, вдобавок наподдав носком сапога.

— Кстати, меня зовут Виктор Тесла. А теперь, извини, мне нужно идти. Увидимся.

— Иди к чёрту! И вообще не приближайся ко мне! Я тебе не доверяю!

— Прекрасно! — улыбнулся я. — Я тебе тоже.

Эмпаты — не маги. Это написано в любом учебнике. То есть, конечно, эмпатия — одна её разновидностей, но она считается настолько мелкой и незначительной, что эту способность даже не принимают во внимание. Да и отношение к ней у чародеев такое: есть — повезло, нет — ну, и не особо-то хотелось.

Ирония в том, что даром эмпатии может обладать кто угодно, хоть шиншилла в зоопарке, но чаще всего он проявляется у людей. Не у волшебников, не у медиумов, не у вымирающих эктомантов, а у простых смертных — людей.

Эмпаты обычно уверены, что они тонко чувствуют настроение собеседника, предугадывают ход его мыслей и знают, как направить разговор в нужное русло. Когда такой человек догадывается о своих способностях и целенаправленно развивает их, он способен достичь следующего уровня. Сильные

эмпаты уже не просто читают чужие эмоции, а создают их. Страх, ненависть, счастье, абсолютное доверие — всё это им по силам.

Из них получаются отличные преподаватели, психологи, дипломаты и серийные убийцы.

Но учебники пишут маститые профессора, с которыми не принято спорить в силу наличия у них роскошной мантии и обсидианового посоха. Раз они сказали «не магия», значит, не магия.

Послав профессоров на все четыре стороны, я набрал номер Евы. Она не заставила долго себя ждать.

— Опять ты? — возмущённо спросила она. — Что тебе ещё надо?

— Остынь, Ева, — примирительно протянул я. — Просто звоню узнать, как идут дела. Всё работаешь в цветочном магазине? Уже научилась внушать покупателям, какой букет им нравится больше?

— Я не настолько подлая. Повторю ещё раз. Что. Тебе. Нужно? — она подумала и добавила: — И не вздумай врать.

— А когда я врал?

— Напомнить?

Я закусил губу и нехотя признал:

— Недоговаривал. Такое было.

— Господи, Тесла! — Ева перешла на строгий, даже суровый тон. — Ты же вечно врешь. Всем без исключения. Из-за твоих выходок страдают ни в чём не повинные люди. Ты социально опасен. Слушай, если ты ещё раз мне позвонишь, я опять попрошу Олега, чтобы он…

— А, ну да, точно! — я прикинулся, будто вспомнил что-то важное. — Тут с Олегом не очень хорошо получилось. Даже не знаю, как сказать. В общем, у него крупные неприятности.

Голос Евы тотчас стал настороженным.

— Во что ты его втянул?

— Я?! Ни во что. Просто ему не стоило следить за мной.

— Во что ты его втянул?! — прогремело в трубке.

— Его поглотил один очень злой дух. Но у нас есть ещё шанс спасти твоего ненаглядного. Он же тебе не безразличен, я угадал?

Несколько секунд она собиралась с мыслями, прежде, чем ответить:

— Что я должна делать?

Объяснив Еве всё, что ей нужно было знать, я отложил телефон и, потягиваясь и посильнее раскачивая кресло, широко улыбнулся. Последняя фигура заняла своё место на поле. Мне без малейших усилий удалось заполучить для своей комбинации полезного союзника. Видите ли, у подавляющего большинства женщин есть замечательная слабость. Женщина готова на всё, лишь бы доказать: она, и только она, способна помочь попавшему в беду мужчине. Одни считают это проявлением почти материнской заботы, другие — попыткой доказать, что никто кроме неё — мученицы во имя великой любви, не спасёт его — несчастного. «Несчастный» быстро понимает, как ему повезло, и… продолжает играть роль. Если бы женщины только признавали это, в мире было бы куда меньше несчастливых браков, и уж точно не было бы мнения, что «все мужики — козлы».

Впрочем, раз это позволяет манипулировать кем-то, я не против — пусть будет.

Дождь закончился, солнечные зайчики играли в огромных лужах, разлившихся в саду. Изломанными линиями свет ложился на потолок веранды и переливался, раскачиваясь из стороны в сторону. Ещё раз потянувшись, я раскачался посильнее и стал насвистывать незатейливую мелодию. Тотчас надо мной нависла настороженная Кария.

— Что опять задумал?

— С чего ты взяла?

— Ты, может, и не заметил, но ты вспоминаешь «Шоу Барри Уильямса» каждый раз, когда готовишь какой-нибудь гадкий план.