Цветы на пепелище (сборник)
Шрифт:
Я оцепенел от страха, кровь в жилах застыла, я еле удержался на ногах.
— Я никогда еще не курил, — взмолился я.
— Сооо-си! — скомандовала фигура и сунула мне сигарету прямо в рот.
Я затянулся и закашлялся так, что мои глаза чуть не выскочили из орбит.
Вампир подождал, когда пройдет приступ кашля, после чего опять сунул вонючую сигарету мне в рот. Я снова покорно затянулся и снова закашлялся до полного изнеможения. Это повторялось до тех пор, пока вампиру не надоело заниматься со мной этой страшной игрой. К этому времени силы мои почти полностью иссякли, перед глазами стояли красные круги, а желудок сжимали
208
— Отныне каждую ночь в эту пору ты будешь приходить сюда и приносить четыре сигареты. Три для нас, троих вампиров, четвертую — для себя. Но если ты кому- нибудь проболтаешься об этом, ты сам вынесешь себе смертный приговор.
Только сейчас я заметил, что позади первого вампира, моего палача, у церковной стены стояли еще двое.
— И запомни, — вновь раздался страшный голос, который мог принадлежать лишь самому сатане, — если ты не выполнишь наш приказ, то на следующую ночь, когда ты заснешь, мы потушим свечу твоей жизни...
В интернат я возвращался пьяный от табачного дыма и едва живой от страха. На лестнице я упал, у меня началась рвота. Казалось, мои внутренности выворачиваются наизнанку, чтобы исторгнуть принятую порцию яда, и я лишь с трудом добрался до кровати.
Тем не менее я не осмелился нарушить приказ вампиров. Днем мне удалось добежать до табачной лавки и купить четыре сигареты. Ровно столько, сколько мне было приказано. Повторилась та же история, что и предыдущей ночью. Я курил, кашлял, голова у меня кружилась, а потом снова началась рвота. Я чувствовал, что долго так не выдержу и рано или поздно упаду мертвым на холодной лестнице интерната, став первой жертвой неизвестных вампиров.
Ах, чего бы только я не отдал за то, чтобы оказаться дома, у своих родителей. Пусть даже в очаге не будет ни уголька, а на столе ни крошки хлеба. Лишь бы вырваться из страшных когтей проклятых вампиров.
— Что это ты такой бледный? — спросил меня Крашник, когда мы утром шли на занятия.
— У меня что-то разболелся живот, всю ночь не давал заснуть, — соврал я. — К тому же в спальне такой холод...
Он как будто ждал этих моих слов.
— Бежать нам надо, бежать! Иного выхода у нас нет,— вновь заговорил он на любимую тему. — Здесь мы ПОГИб-
ft Цветы на пепелище
209
кем. Сначала голод, потом холод, а теперь эти проклятые вампиры...
Я невольно вздрогнул, услышав это, но промолчал.
Уроки в этот день прошли для меня как в тумане. Я не слушал, о чем говорили учителя, я думал только о постигшей меня беде, о вампирах, о моей беспомощности, о потерянной свободе. Я искал выход из создавшегося положения, но не находил его. Надо мной тяготел страх, он стеснял мою грудь, не давал свободно дышать. Черные тени вампиров преследовали меня повсюду, и от них не было спасения. Я брал взаймы деньги у товарищей, якобы на карандаши, резинки, тетради, и ежедневно покупал на них четыре сигареты. А по ночам выходил во двор и курил вместе с тремя таинственными незнакомцами. Теперь я уже легче переносил табачный дым, меня больше не тошнило и голова не коужилась. Я привык к проклятой отраве, зато по утрам, когда вспоминал об этом, меня охватывало отвращение. Мне казалось, что даже моя душа пропиталась
А тому, кто хоть раз согнул свою спину, ох как трудно выпрямиться и вновь стать самим собой!
Все, чем я до сих пор жил, как будто рухнуло, и я беспомощно плыл по течению, нигде не видя спасительного берега.
С ужасом думал я о том, с какими глазами предстану теперь перед моими родителями, которые всегда были для меня примером честности, порядочности и трудолюбия. Ведь все мои дурные поступки невольно запятнают и их самих.
В такие тяжелые минуты мне часто хотелось пойти к моему лучшему товарищу — Ивану — и откровенно рассказать ему обо всем. Я знал, что он мне поможет, найдет какой-нибудь выход, чтобы избавить меня от вампиров и
210
вновь вернуть на правильную дорогу. Но я пал уже настолько низко, что мне было стыдно ему в этом признаться. Вот почему я не только не попросил у него помощи, но, наоборот, боялся попасться ему на глаза.
День за днем я ломал себе голову над тем, как мне избавиться от вампиров, а ночами продолжал общаться с ними, беспрекословно перенимая все дурное, чему они могли меня научить. Порою я и сам казался себе настоящим вампиром, закутанным в черный плащ сыном ночи, которого боится все живое. Я был всемогущ, меня нельзя было поймать ни за рога, ни за хвост, я мог в единый миг оказаться там, где хочу, и превратиться во что угодно.
Да, вероятно, Божий поросенок был прав, когда называл меня — и довольно часто — деревенским дурнем. Я катился под уклон и чувствовал, что мне нет больше места среди честных людей.
Однажды тот вампир, который первый заговорил со мной, наверное их вождь, извлек из-под своего черного плаща бутылку и подал ее мне.
— Хлебни, — сказал он. — Глотай, деревенская образина!
Я взял бутылку, поднес ее ко рту... и поперхнулся горькой жидкостью.
— Эй, не вылакай все! — закричал другой вампир, испугавшись, что на его долю не достанется молока от бешеной коровки.
ЧЕРВИВЫЕ ЯБЛОКИ
Как раз в это время к нам в школу пришел новый учитель литературы. Это был приятный на вид человек лет тридцати, высокий и смуглый. Его крепкое сложение свидетельствовало о силе и выносливости. Никто не знал, откуда он приехал и какое учебное заведение окончил, однако по его скромной одежде и небольшому количеству ве¬
щей можно было предположить, что, едва сдав последний экзамен в институте, он сел на поезд и приехал прямо в нашу школу. Он привез с собой только маленький потертый чемоданчик и поселился в интернате, в тесной комнатушке, предназначенной для воспитателей.
Одни говорили, что его неизвестно по какой причине перевели из Битольского педагогического училища; другие — что он был студентом, провалился на экзаменах и ради куска хлеба согласился работать в нашем интернате и жить под самым чердаком, населенном вампирами, и, наконец, третьи — что он работал прежде трактористом, окончил трехмесячные курсы комбайнеров, но в документе допустили опечатку: написали «литература» вместо «агрокультура». Вообще «макаронники» любили сочинять о своих учителях разные небылицы и, разумеется, сами не верили тому, что болтали.