Цветы на пепелище (сборник)
Шрифт:
На бабушкин вопрос, что делать, где найти дрова, был только один ответ, но никто не решался произнести это слово первым. При одной мысли, о чем пойдет речь, холодные мурашки пробегали по моему телу.
Орех!
Перед нашим домиком возвышался старый орех, густая крона которого накрывала летом весь двор и часть крыши из камыша. Мощный, ветвистый, он словно грозил своими голыми руками разбушевавшемуся зимнему небу.
Вся история нашей семьи была связана с ним и будто записана на кольцах его толстого ствола. Он помнил многие трагические события далекого прошлого, да и мое детство тоже.
И все же старший мой дядя наконец осмелился сказать:
— Другого
Мать неслышно заплакала, а бабушка вздрогнула, словно ее укусила змея.
— Раньше чем топор коснется его ствола, он должен пройти через мое тело! — заявила она.
Да, бабушка не могла сказать иначе, и для этого была причина. Не только наша семья, но и все село знало историю ореха. Старики — как очевидцы, молодые — по рассказам. Мой дед — известный комитский 1 воевода — был
1 Комиты — повстанцы.
199
когда-то повешен на одной из его ветвей. Турецкие солдаты схватили его спящего, предварительно окружив дом, и расправились с ним, чтобы надолго запугать непокорных гяуров 1 во всей округе. Но странно, с тех самых пор орех вызывал у нас не отвращение и страх, а чувство гордости. Он стал символом свободы и казался мне вечно живым, непокорным и непобедимым гигантом.
На том самом суку, на котором был повешен мой дед, бабушка укрепила деревянную люльку, наполнила ее ароматным сеном и укачивала в ней своего младшего сына, а моя мать — меня.
Глядя на могучее дерево, храбрая старуха часто говорила:
— Оно пьет из трех подземных молочных источников, поэтому его плоды налиты молоком!
Молча стоял старый орех, ломая ветры своими голыми руками, и только он один оказывал достойное сопротивление бешеной зимней стихии. Никакая гроза не могла его согнуть, сломать, победить.
4 Каждую осень он стряхивает золото со своих плеч и умирает», — думал я раньше. Но он не умирал. Это был только временный отдых, сон, иначе не смог бы он зимой сберечь между своими заснеженными пальцами-ветвями птичьи гнезда. Весной он опять просыпался, оживал, чтобы встретить крылатых гостей, прилетающих с юга, предложить им теплый угол, защитить от ветра. А они выращивали здесь свое голосистое потомство, скрашивая безрадостную жизнь в доме сельского бедняка. Даже теперь, когда птицы улетели на юг, самый свирепый ветер не мог развеять, стереть из памяти их прекрасные звонкие и теплые песни, которые звучали в моем сердце. Они будили во мне воспоминания, вселяли надежду на будущее — единственное утешение в эти морозные, полные отчаяния дни.
Гяуры — неверные (турецк.). Так мусульмане называли хри
стиан.
200
Орех не умел говорить по-человечески, и все же я пом ню, какие чудесные сказки рассказывал он мне летом своим мягким многолистным шелестом в теплые, тихие звездные вечера. Эти сказки всегда были со мной, странно переплетенные с теми, что мне рассказывала бабушка. Одни были порождены звездами и тайнами ночи, другие со здала сама жизнь. Так вырастает порой кудрявый клевер среди полыни. Часто потом я ощущал в себе такую мощь, такую волшебную силу, что, казалось, был в состоянии перевести на человеческий язык, пересказать все сказки старого ореха. Все до конца. Но едва я раскрывал рот, как мои губы произносили только одно слово: «топор». Да иначе и быть не могло. Этот топор до сих пор словно вонзается в мое сердце, заставляет его обливаться кровью. Клянусь, что не будь та страшная зима такой холодной, такой снежной, такой лютой, я вечер за вечером пересказывал бы вам сказки старого ореха, в которых жили
Каникулы прошли, но я остался в деревне. Снег, снег, снег — все дороги замело, и добраться до далекого города было невозможно.
Когда я настаивал на том, чтобы сделать такую попытку, мать тут же возражала:
— Неужели я должна тебя потерять?.. Сиди дома, пока не пройдет ненастье...
Затем вдруг подули теплые ветры, создавшие иллюзию близкой весны. Крыши ночами плакали, с них падали и ломались ледяные мечи зимы — сосульки. Мор валил ског, кур косила чума. Каждое утро крестьяне сносили их к ручыо целыми охапками. И хотя, казалось, все лисицы в
201
Мире собрались вокруг села, они даже не смотрели на подохших птиц.
С гор потекли мутные ручьи, они сливались в потоки, Которые дико ревели, вырывали с корнем столетние деревья, Переворачивали и катили большие валуны. Крестьяне с мотыгами и лопатами выходили рыть канавы, чтобы защитить свои дома от воды: стоило потокам повернуть в сторону деревни, чтобы от нее осталось одно воспоминание.
А тут еще разразился ливень.
— Потоп, настоящий потоп! Видать, скоро погибнет этот грешный мир! — плакали женщины и в страхе молились.
Нет, никогда мне не забыть этих страшных дней!
ВАМПИРЫ
Зимой в интернате было так холодно, что замерз бы и Селый медведь. В спальнях больше вообще не топили. Ходил слух, что таков, мол, приказ начальства, которое решило воспитывать нас по-спартански. Другие возражали и считали это выдумкой. Просто у нас не осталось ни одного гнилого полена, ни одного, даже самого маленького кусочка угля.
Как бы то ни было, но мы замерзали и с полдесятого вечера до шести утра, когда нас свистком поднимал дежурный воспитатель, щелкали зубами, как голодные волки, под нашими ветхими одеялами. Старое здание интерната пронизывали насквозь сотни лютых ветров. Они завывали всю ночь, не давая нам сомкнуть глаз. Мы съеживались, накрывались с головой и пытались согреть себя собственным дыханием, но ничто не помогало, и мы боялись, что не доживем до утра.
Ребята несколько раз пытались пронести тайком в спальню старую жаровню, дырявую солдатскую каску и ржавый котел, найденные ими на свалке, чтобы развести
202
в них огонь, разжечь несколько кусочков украденного на рынке угля, но интернатское начальство тотчас пресекало подобные попытки, ссылаясь на возможность пожара, от которого якобы может сгореть весь город.
Больше всего боялся пожара «Святой Илья», самый трусливый наш воспитатель, которому ученики надавали целую кучу шутливых прозвищ. Однако чаще всего его называли «Божий поросенок».
— Если бы начальство сочло это необходимым, — объяснял нам Божий поросенок, и при этом красный кончик его носа все время двигался, словно он копался в мусорной куче, — оно бы даже спрашивать вас не стало, а давно поставило бы в ваших спальнях и печки и жаровни. Однако пора бы нам знать, что достаточно одного уголька, одной искры, чтобы загорелось все здание, а от него и весь город. А у нашего молодого государства нет лишних городов, чтобы жечь их попусту. Помните об этом и постарайтесь привыкнуть к холоду. К тому же это очень полезно.