Цветы в море зла
Шрифт:
— Цайюнь! — едва скрывая раздражение, позвала госпожа Чжан. — Ты слышишь, что говорит господин? Я не разбираюсь в ваших историях. Иди сюда и сама ответь ему. Может быть, он тогда успокоится!
Цайюнь, еле передвигая ноги, подошла к кровати.
— Господин, вы говорите что-то совсем несуразное, — начала она. — Не только госпожа, но и я ничего не понимаю. От ваших слов просто страшно становится!
Она просунула голову под полог и столкнулась лицом к лицу с Цзинь Вэньцином. Если бы они не столкнулись, возможно, все сошло бы благополучно. Но в это мгновение нос Цзиня как-то странно дернулся, губы задрожали, он трепещущей рукой указал на Цайюнь и в ужасе пролепетал:
— Кто это?
— Это же Цайюнь! Вы даже ее не узнаете? — вскричала жена.
Горло Цзиня сдавила спазма.
— Не обманывай меня! Какая Цайюнь? Это яньтайская гетера Лян Синьянь, которая помогла мне отправиться в столицу! Когда я занял первое место на дворцовых экзаменах, я не должен был порывать старые узы и оскорблять ее подачкой
Не успел Цзинь Вэньцин сказать это, как глаза его закатились, ноги вытянулись, дыхание прервалось, и он потерял сознание. Госпожа Чжан и Цайюнь страшно перепугались. Среди служанок и горничных, находившихся в комнате, поднялся переполох. Зашумев словно вороны и галки, они начали хлопать господина по спине, тянуть за волосы, дергать за нос. Прошел целый час, прежде чем его удалось оживить. Но жар у Цзинь Вэньцина усилился, а рассудок помутился еще больше. Вплоть до самых сумерек больной не приходил в себя. Видя, что недуг очень серьезен, госпожа Чжан дала слуге визитную карточку и велела ему сходить за Лу Жэньсяном, чтобы проверить пульс больного.
Надо вам сказать, что Лу Жэньсян от нечего делать занялся изучением медицины. Прочитав «Стихотворные рецепты всевозможных отваров» [275] и проштудировав два тома «Новейшей фармакологии», он иногда прописывал более или менее безвредные лекарства больным, которые могли бы поправиться и без него. Хотя про Лу Жэньсяна и нельзя было сказать, что в нем возродились Бянь Цюэ, Хэ или Хуань [276] , но он никого не доводил до смерти, поэтому многие знатные люди столицы верили этому неудавшемуся ученому и называли его великим врачом. В семье Цзинь Вэньцина он лечил всех; тем более необходимой оказалась его помощь, когда заболел сам Цзинь.
275
«Стихотворные рецепты всевозможных отваров» —популярный медицинский справочник XVII—XIX вв., составленный неким Ван Аном.
276
Бянь Цюэ, Хэ, Хуань —знаменитые врачи древнего Китая.
Соблюдая долг старой дружбы, некогда так прочно спаявшей Гуань Чжуна с Бао Шу и род Чжу с родом Чэней [277] , Лу Жэньсян, едва его вызвали, побежал в дом Цзинь Вэньцина, даже не дождавшись, пока заложат коляску. Он выслушал сбивчивые разъяснения госпожи Чжан о симптомах болезни, поглядел на мертвенное лицо друга, пощупал пульс и покачал головой.
— Сильная простуда плюс нервное потрясение и истощение от половых излишеств. Лечить трудно!
Нечего и говорить, что Лу Жэньсян пустил в ход все свои способности, точнее, даже вывернул их наизнанку. Битых два часа он возился, прежде чем составил мудреный рецепт, затем передал его госпоже Чжан и строго-настрого приказал, чтобы лекарство заваривали погуще и чтобы больной пил его почаще. Лу Жэньсяну казалось, что подобные титанические усилия должны перевернуть небо и землю. Однако после первого приема улучшения не последовало, после второго — больному стало хуже, а после третьего он вообще потерял способность принимать какие-либо снадобья.
277
…дружбы… спаявшей Гуань Чжуна с Бао Шу и род Чжу с родом Чэней. —Древний канцлер Гуань Чжун подружился с Бао Шу, когда был еще бедняком. Бао сразу оценил его талант, и Гуань Чжун сохранял с ним дружеские отношения до самой смерти. В стихотворении Бо Цзюйи «Деревня Чжу и Чэней» изображены два крестьянских рода, которые из поколения в поколение сочетались браками.
Когда Чжуан Хуаньин велел своему сыну проведать Цзинь Вэньцина, тот уже лежал при смерти. Друзья больного сидели у него и советовались о дальнейшем лечении. В этот-то момент и появился Чжуан Нань, который, поздоровавшись, рекомендовал им иностранного врача. Однако Лу Жэньсян не согласился:
— Я помню, как посланник Цзэн Цзичжань в свое время преклонялся перед западной медициной. Потом заболел воспалением легких, а иностранный врач во время самого сильного жара велел поставить вокруг него бочки со льдом, да еще на грудь положил кусок льда. Он, видно, хотел прогнать жар. Жар-то он из больного выпустил, но и дух вместе с ним тоже! За это дело я не хочу быть в ответе. Пусть супруга Цзинь Вэньцина решает, приглашать или нет!
Остальные друзья хотели заспорить, но в этот момент в спальне раздался громкий плач, извещающий о том, что Цзинь Вэньцин из больного Сыма Сянжу превратился в Ли Хэ, вызванного в яшмовый дворец [278] . Чжуан Нань, воспользовавшись сумятицей, счел за благо
278
Больной Сыма Сянжу —нарицательное выражение, связанное с тем, что Сыма Сянжу в своей жизни много болел. Ли Хэ —поэт VIII—IX вв. Однажды во сне он увидел, будто Яшмовый император призвал его в свой небесный дворец. Сон оказался вещим — проснувшись, поэт тотчас умер.
Через некоторое время друзья покойного решили уговорить госпожу Чжан со всей семьей вернуться на юг. Но не успели они приступить к осуществлению своего плана, как во внешней политике Китая произошло грандиозное потрясение. У людей уже не осталось времени заниматься личными делами, а потому автор тоже не будет их описывать. Вы спросите, чем было вызвано это потрясение?
Оказывается, сразу, как только восстание тонхаков приняло угрожающие размеры, корейский король обратился за военной помощью к маньчжурской династии. Корея в течение нескольких сот лет была послушным вассальным владением нашей страны, к тому же мятеж Ким Ок Кюна и Хон Ен Сика в 1884 году тоже подавлялся воинами Поднебесной. Естественно, никто не удивился, когда и на этот раз были вызваны китайские войска. Диктатор севера Ли Хунчжан приказал бригадному генералу Лу Тунъи во главе трехтысячной ляонинской конницы и пехоты и корпусному генералу Янь Цзычао во главе полуторатысячной хуайской армии выступить на помощь Корее. Неожиданно Япония, услышав о передвижении наших войск, решила воспользоваться тяньцзиньским договором о совместной обороне и также направила значительные силы своему посланнику в Сеуле Отори Кэйсукэ.
Когда мятежники были усмирены, Китай потребовал вывода войск. Однако не тут-то было: Япония не только не вывела армию, но даже отказалась признать Корею китайской вассальной территорией и предложила Китаю совместно вершить ее внутренними делами. Маньчжурский двор несколько раз в строгих тонах отклонял домогательства, но Япония продолжала посылать в Корею все новых и новых солдат и генералов, готовясь к решительному разрыву с нашим государством.
Увидев это, Ли Хунчжан отправил за Ялуцзян Неколебимую армию во главе с Ма Юйкунем и Мукденскую армию под предводительством Цзо Богуя, чтобы занять оборонительные позиции под Пхеньяном, но, будучи человеком пожилым и опытным, действовал осторожно, не решаясь давать повода для военного конфликта. Одновременно он обратился к правительствам Англии, России, Франции и Германии с просьбой о посредничестве. Языки дипломатов распухли, во все стороны мчались телеграммы и депеши. Достаточно сказать, что от одного только генерального штаба диктатора севера в столичную Палату внешних сношений в день поступало не меньше ста пакетов. Но чем дольше велись переговоры, тем наглее становилась Япония. Важнейшие опорные пункты Китая сдавались без сопротивления, моральный дух армии все понижался. Когда вести об этом докатились до Пекина, многие закипели от справедливого гнева. Сердца честных патриотов обливались кровью. Сановники настойчиво уговаривали императора взяться за оружие, а в деревнях распевали героические песни. В чайных, кабаках, на улицах и переулках слышался сплошной вопль:
— Войну! Начать войну! Начать войну с японцами!
Трудно было представить себе, что в столь тревожное время, да еще в такую изнуряющую жару, найдутся два человека, которые, захватив с собой коробочки с тушечницами и подставки для кистей, отправятся в парк Десяти храмов, что находится за Задними воротами города, чтобы там в одном из кабачков пить вино и горячо обсуждать собственное сочинение. Не кажется ли тебе это странным, читатель?
Огромный, словно круглый поднос, диск солнца в небе, тысячи распустившихся цветов, похожих на яркую парчу, темно-зеленые Западные горы и бордовые стены Внутреннего города в далеком тумане — все это, казалось, плыло навстречу взору, подхваченное летним ветром. Возле открытого застекленного окна кабачка, защищенного резной решеткой, стоял бамбуковый столик, на котором в живописном беспорядке были разбросаны фрукты, овощи, чайная посуда, чайник с вином, тушечницы с остатками туши, клочки бумаги и старые кисти для письма. За столом сидел обнаженный до пояса мужчина атлетического сложения с густыми бровями и большими глазами, Его коса была закручена на макушке в виде пирамиды. Слева от него сидел сухощавый человек с благородным, открытым лицом, одетый в фиолетовый халат из грубого полотна и обмахивающийся веером из орлиных перьев. Вы спросите, кто были эти двое? Они уже знакомы вам: первый — лауреат последних столичных экзаменов Чжан Цянь, второй — придворный историк Вэнь Динжу. Оба были уже изрядно пьяны и, раскрасневшись, вели задушевный разговор, превратив место наслаждения женщинами и вином в комнату для разработки секретных планов. Вэнь Динжу вскинул голову, повел бровями и, подняв огромную винную чашу, опрокинул ее себе в глотку.