Цыганочка, ваш выход!
Шрифт:
На хуторе было пусто: лишь две пожилые казачки молча копошились возле конюшни да в соседнем дворе остервенело рубила дрова тётка с загорелым, некрасивым лицом и сурово сдвинутыми бровями. Топор в её руках с силой бил по поленьям, щепки так и разлетались по сторонам. Выбежавший на порог малыш о чём-то звонко спросил её. Но мать рявкнула на него так, что того немедленно сдуло обратно в хату.
– Не, чяялэ, к этой не суйтесь, – определила Копчёнка. – Уж больно сердитая, ещё поленом по башке огребём! Я лучше до тёток в соседний двор, про ихних мужиков им расскажу. Может, самогона дадут… А ты на меня не смотри! – Это уже адресовалось Мери, чуть слышно вздохнувшей в сторону. – И не вздыхай, как корова
– Ой, а я эту тётку знаю, кажись… – растерянно сказала Ксенька, заглядывая через тын. – Ой, это же Качилиха, нашего Андрея Качилина жена! Так она тут, стало быть?!
Цыганки немедленно кинулись к ней, и Копчёнка первая схватила девочку за плечи:
– Так кто это, говоришь? Ваша? Казака вашего баба? А что ж она здесь-то над дровами зверствует? От мужа сбежала, что ли? Бил он её, забижал?
– Тю, это он от ней сбежал! К молодой! – охотно объяснила Ксенька, косясь через забор. – С войны пришёл – и не к жене, а к полюбовнице в соседнюю станицу! И пишет Анне, жене-то, чтоб жила дале как хотела! А она возьми да и обскорбись насмерть! Стану я тут, говорит, соломенной вдовой срамиться, чтоб вся станица надо мной хохотала! Не молоденькая, чай! Собралась и уехала к брату! И не сказалась, хитрованка, к которому! А братовей-то у неё восемь! И все по разным станицам да хуторам, один аж на Тереке с семейством засел! Ну вот, а Андрею-то полюбовница через два месяца прискучила! Пришёл было домой назад – а бабы-то с дитями и нет! И никто в станице знать не знает, куда её унесло! Он к двум-то Анниным братьям, какие поближе, съездил, у старшего даже по сусалам за сестру огрёб… и только понапрасну мордой пострадал! Не знают они, куда его жинка задевалась! А Качалиха-то здесь, оказывается! Вот ведь дела божьи, чудные! И как бы это ей передать…
– Подожди-подожди-подожди-и-и! – Чёрные глаза Копчёнки вдруг загорелись такой продувной искрой, что наблюдающая за ней Мери чуть не расхохоталась. – Ты, милая моя, не спеши, быстро только блох ловить надо… Ты вот что, золотенькая, отойди к сторонке, подале, и не дай бог эта Качилиха тебя увидит, а мы… Меришка! Что ты там, дура, заливаешься?! Иди сюда!
Качилиха уже закончила колоть дрова и, тяжело дыша, собирала в кучу разлетевшиеся поленья, когда ловкая бронзовая рука перегнулась через забор, отперла изнутри щеколду калитки, и во двор непринуждённо вошла цыганка с ребёнком на руках. Ещё несколько сгрудились за забором, возбуждённо перешёптываясь и хихикая.
– Доброго здоровья тебе, красавица! – весело провозгласила Копчёнка. – Нет ли у тебя молочка для маленького моего? Господь дитям велел подавать! А ежели у тебя сала кусочек найдётся, я всю твою судьбу тебе по ладошке расскажу!
– И чего я там без тебя не знаю, побируха? – хмуро, без злости поинтересовалась казачка, даже не глядя на улыбающуюся гадалку. – Поди вон… И вы на баз не лезьте, вороны, не то как раз шкворнем достану!
– Погоди, милая, погоди шкворнем-то! – Улыбка Копчёнки стала ещё шире. – Ты мне лучше сальца поищи да если бы ещё маслица… А я тебя мигом научу, как молодого мужа приманить! Я же вижу, ты оттого несчастная, что тебя твой муж бросил… И ну его к водяному на вилы! Я тебя научу, у тебя через неделю такой молодой раскрасавец на базу будет, что…
– Да пошла ты, холерно мыло, к чертям! – взвилась Качилиха, и над головой ловко пригнувшейся Копчёнки пронеслось полено. Оно угодило в стену сарая, и копавшиеся рядом в навозной куче куры с истерическим кудахтаньем кинулись врассыпную. – Ишь вздумала чего – про мужа молодого мне брехать! Да на чёрта мне молодой, коли я сама старая?! Убирайся с базу, не то ружжо со стены сыму!!!
Копчёнка округлила глаза от притворного страха, взмахнула было рукой… и
– Ах ты, проклятая! Ах ты, бессовестная, чтоб тебя пополам растреснуло! – напустилась она на Юльку. – Какая ты гадалка, коли в глаза брехать не стыдишься?! Какой молодой муж? Да её старый уже замучился по родне искать! Уже всех братьев её обегал! Страдает за ней, по дитям скучает! А ты ей голову пустяками морочишь! Где совесть твоя, на какое такое сало поменяла?!
– А ты мне не мешай, дура несчастная!!! – заверещала Копчёнка так пронзительно, что стоящие у калитки цыганки зажмурились, а через забор заглянули повязанные платками головы соседок. – Ишь чего решила – мне гаданье порушить! Сопли подотри сначала, козявка, а потом уж меня учи! Да я тебя, изумрудненькая, сейчас без единого волоса оставлю!!!
Через мгновение двор Качилихи звенел от истошных воплей и проклятий. Мери и Копчёнка, вцепившись друг дружке в косы, катались по земле, вокруг толпились галдящие цыганки и соседки, а взволнованная Качилиха носилась вокруг дерущихся. Наконец ей удалось схватить жёлтый рукав Копчёнки.
– Отойди от неё, проклятая! Отпусти, пока я сама тебе патлы не повыдирала! Девонька, да я тебя зараз отобью, я тебя… Ты мне только про мужа расскажи! Ты мне, жданая, только скажи, верно ли, что он уж по братьям ходит? И что та паскуда отвалилась от него иль он сам её бросил?! Да пошла ты прочь, брехуха, чтоб ты подохла!!! – Она наконец оторвала Копчёнку от лежащей на земле Мери и с силой оттолкнула её в сторону. Юлька с горестным воем повалилась в лужу, к ней кинулись цыганки, а Качилиха, ловко подхватив Мери, увлекла её в хату и с грохотом захлопнула за собой дверь.
Через час Мери вышла со двора с раздутой торбой и пухлым узлом, из которого свешивался рукав старой овчинной шубы. На шее у неё висела связка лука, под мышкой торчала крынка с молоком, а в руке вяло трепыхалась курица со связанными ногами. Хозяйка проводила гадалку до калитки, поминутно вытирая глаза грязным краем фартука. Мери на ходу тихо, убеждённо внушала ей что-то, помахивая рукой в сторону степи. Наконец она улыбнулась, перекрестила Качилиху на прощанье и юркнула за калитку. Всхлипывающая казачка задвинула за гадалкой щеколду, некоторое время стояла молча, глядя в серое небо и чему-то улыбаясь… а потом вдруг глубоко вздохнула – и грянула на весь хутор атаманским басом:
– А лихо ты машешься, княжна! – одобрила Копчёнка, когда цыганки, отойдя от хутора на приличное расстояние, остановились посмотреть на Меришкину добычу. – Я уж думала, сейчас и впрямь меня придушишь!
– Ещё кто кого! – парировала Мери, садясь на траву и развязывая торбу. – Чуть все волосы мне не повыдирала! И вопила в самое ухо! У меня теперь в голове звенит!
– Зато гляди как богаты! – Копчёнка с уважением перебирала содержимое торбы. – Ух ты, и сало! И яички! И крупочка! Ой, дэвла-дэвлушки, как поедим сегодня, как детей накормим! Ну вот… хоть какая от раклюшки польза!
Довольная Ксенька улыбалась, наматывала на палец конец рыжей косы. Мери подмигнула ей.
– Что ж ты, глупая, водки-то не взяла? – горестно сказала Копчёнка, закончив осмотр. – Просила ж я тебя…
– Про это кого другого проси, – сердито ответила Мери. – А я тебе уж говорила…
– Нет, а что ты меня учишь всё?! – внезапно рассвирепела Юлька. – Что ты меня учишь всё?! Не хватало ещё, чтоб…
Мери посмотрела на неё спокойными, ничуть не испуганными глазами – и Копчёнка вдруг умолкла на полуслове, безнадёжно махнула рукой и отвернулась. Мери, взглянув на обеспокоенных цыганок, жестом велела им идти. Те послушались, и через минуту на обочине дороги остались только тяжело молчащая Копчёнка, двое её малышей и Мери.