Цыганское проклятье
Шрифт:
В его объятиях было уютно, и когда его губы приблизились на опасное расстояние, она подалась навстречу. Поцелуй был долгим и нежным. Голова кружилась, тело казалось невесомым в желанных и нежных объятиях. Марья потеряла счет времени, и ей хотелось только одного, чтобы это никогда не заканчивалось.
И тут она увидела Орлова. Он стоял и смотрел на нее, и непонятно было, чего в его взгляде больше – обиды или злости. Отстранившись от Алексея, Мария бросилась прочь. Подальше от музыки и суеты!
Углубившись в сад, где уже царили сумерки, она не смогла сдержаться, и слезы хлынули ручьем. Марья плакала, понимая, что теперь не сможет жить прежней жизнью. Если до сегодняшнего дня у нее были только сны, то теперь они стали реальностью. Жаль, что так поздно! Бабушкин «сюрприз» и папенькин разговор со старшим Орловым теперь означают лишь одно – за нее уже все решили. Выдадут замуж за постылого Евгения, не спрашивая согласия. Если отец настоит на своем, а бабушка его поддержит.
Но как же теперь быть с Алексеем? Она любила его еще в своих снах, и вот теперь сон стал явью. И этот поцелуй. Властный, но не грубый, нежный, но настойчивый. Губы и теперь горели огнем, внизу живота разливалась сладкая истома.
Марье стало страшно. Она ведь его совсем не знает, а после постыдного бегства, скорее всего, и не увидит никогда. Наверняка он принял ее за истеричную особу, что при первой возможности позволяет незнакомцу поцелуй, а после сбегает без объяснений.
Или она ошиблась? И приняла первого встречного за героя снов? Ведь такое вполне возможно.
Могла ли она спутать ЕГО с кем-то?
Не могла!
Мысли мчались в голове, как борзые за лисицей, и вот-вот готовы были запутаться в пестрый клубок. Марья не смогла больше сдерживаться и зарыдала в голос, обняв старую яблоню. Сад был пуст, и можно было дать волю чувствам.
Подаренное папенькой колье вдруг стало жечь кожу, словно рубины раскалились и превратились в угли. Марья с ненавистью сорвала его с шеи и бросила в траву.
Мысль о предательстве отца была невыносима. Грудь сдавливали рыдания, воздуха не хватало. Не к месту подумалось, что вот так же умирала матушка в темной воде пруда. Стало еще горше. А потом разум заполнила ярость. Ледяная чернильная ярость. Она ни за что не станет женой нелюбимого, лучше пойдет к пруду и утопится. Только сначала исповедуется в церкви.
Папенька никогда не веровал в Бога, но зачем-то распорядился построить храм недалеко от их поместья. Как он говорил, сделал это в благодарность монаху за спасение.
Решено! Она попросит у Бога прощения и уйдет из жизни.
Без любимого ей этот свет не мил.
Любимый.
Для нее любовь – волшебное чувство, которое заставляет парить и видеть мир только в ярких красках. Но так же ли относится к любви Алексей? Вопросов было много, и ни одного ответа.
– Мария Силантьевна? Уже вернулись? Отчего же так скоро? – Павел оторвался от молитвенника и удивленно посмотрел на девушку. Она шагнула в его келью и опустилась на лавку. Теперь, когда волны злости и отчаяния схлынули, силы покинули ее.
– Что случилось?
– Павел, я исповедаться хочу. Душу облегчить.
Марья огляделась. Иконы смотрели со стен с укоризной, словно знали о ее мыслях. Казалось, что они что-то шепчут ей, обвиняют.
Преподаватели говорили Марии, что никакого Бога нет, и на все воля человека, а не инфернальных высших сил. А она украдкой разговаривала с ангелами. Не зная ни одной молитвы, просила за папеньку, когда того волки в лесу погрызли, и за матушку, чтобы ей на том свете было хорошо.
– А Силантий Матвеевич почему не приехал?
– Задержался. – Ей совсем не хотелось разговаривать об отце и о том, что произошло. Лишь бы поскорее все это закончилось.
– Не мое это дело, но вы бледны, и глаза покраснели. Что-то случилось? Мне можно рассказать все.
– Для этого я и пришла! – вспылила Марья, но ей тут же стало стыдно. На Павла злиться грешно.
Тот словно прочитал ее мысли и, не отводя глаз, произнес:
– Исповедь нужна грешникам, а не влюбленному сердцу.
Марья вздрогнула. Слова Павла прожгли молнией.
– Откуда… Как вы догадались? Я ведь ничего не сказала.
– Не всегда нужны слова, Мария. Пойдемте. – Он указал рукой на едва заметную дверцу.
Павел провел ее в небольшую комнатку. Здесь было чисто, светло и пахло свежим деревом. Он усадил Марью за стол и вскоре поставил перед ней чашку с ароматным чаем. Только сейчас Марья почувствовала, как сильно замерзла. Ее била дрожь, хотя на дворе конец июля. Девушка обхватила руками горячую чашку и сделала большой глоток. Напиток обжег горло.