Цыплёнок и ястреб
Шрифт:
Когда я вернулся, музыка стихла и Нэйт спал. Я разделся до белья и заполз под свое пончо.
Я не мог заснуть. Почему я не могу, как Кайзер? Устроиться в «Эйр Америка» и выбраться из всего этого? Только представьте: двадцать тысяч долларов в год. В своих письмах Пэйшнс жаловалась на проблемы с финансами. Мы платили за новую «Вольво», слишком дорогой мебельный гарнитур, страховку жизни, плюс арендная плата на Кейп-Корал тоже была немаленькой. Двадцать тысяч — это самая настоящая новая жизнь. Но такую жизнь придется провести в этой вонючей стране. Ничего хуже быть не может.
В
Я стал нервным, тревожным. Спать по ночам становилось все тяжелее. Подумал: не вздрочнуть ли, но решил, что не стоит. Здесь надо действовать очень осторожно: малейший шорох или скрип — и кто-то шибко умный заорет: «Эй, да у нас тут кое-кто в кулак ебется!» Некоторые его поддержат, чтобы замаскировать свои собственные финальные, торопливые движения. Меня пока что не накрыли. Я знал, что это всего лишь вопрос времени.
Как обычно, мои мысли вернулись к задаче, которую я придумал для себя сразу, как приехал. Я мысленно конструировал часы из бамбука. Теперь я уже определился, сколько и каких шестерен мне понадобится, как я разрежу бамбучины, чтобы получились эти шестерни, как устрою спуск — почти все, что нужно. Я вновь мысленно оглядел конструкцию, выискивая ошибки. И постепенно заснул.
«Ввум! Ввумп-ввумп-ввам!»
Я вскочил, ничего не понимая. Со стороны лощины раздались очень мощные взрывы, сотрясавшие землю.
— Минометы! — заорал кто-то.
Минометы? Блин! Я схватил пистолет и сунул ноги в ботинки. Мимо меня носились люди.
Мины взрывались за песчаным откосом рядом с лощиной. В траншею набились люди. Я туда не полез. Уэндалл был прав: если здесь взорвется мина, это будет массовое убийство. Я решил спрятаться где-нибудь еще.
Пока я бегал, то держал пистолет перед собой. Незашнурованные ботинки соскальзывали с ног, член высунулся из трусов и болтался во все стороны. Наши минометные батареи открыли ответный огонь. Пилоты, назначенные на эвакуацию вертолетов, лихорадочно вызывали друг друга. Я участвовал в эвакуационном плане, а потому продолжал искать, где бы спрятаться. Наконец, закатился под грузовик и принялся смотреть на взрывы. Они были до жути мощными и приходились куда попало. Пока что ни один не раздался в комплексе. Я провел под грузовиком несколько минут, прежде чем до меня дошло, что если сюда попадет мина, грузовик взорвется и порвет меня в клочья. Тогда я выкатился наружу и залег в мелкой песчаной ложбинке. От осветительных ракет метались тени. Над головой с кажущейся неторопливостью пролетали трассеры пятидесятого калибра. Они шли в нашу сторону, значит, стреляли ВК. Я услышал гул «Хьюи», но они не взлетали. В свете ракет, взлетевших над корейскими позициями, я разглядел каску Уэндалла, движущуюся посреди его песчаных куч. И почему он всегда бывает прав?
Из темноты раздалась пулеметная стрельба. Наши ганшипы поднялись в воздух и выпускали потоки трасс по подножиям холмов позади корейских позиций. В лощину все еще не попала ни одна мина. Вертолеты стояли на земле, на холостом ходу,
Через пятнадцать минут обстрел прекратился. Остались лишь знакомые звуки ответного огня. Я встал и попытался отряхнуть песок со вспотевшего тела. Руки тряслись, и я проклял Вьетконг, минометы и армию.
Пилоты, назначенные на эвакуацию, возвращались с площадок:
— Слушай, придурок, я был назначен на два-два-семь. Хули ты делал на моем месте?
— Майор сказал, что его пилотирую я, псих ты ненормальный!
Вертолеты не взлетели, потому что в них набилось слишком много людей. Вес пилотов и техников удержал машины на земле, в то время, как экипажи спорили, кто должен пилотировать.
Корейцы выслали вперед свои команды «Тигров». Они вернулись с минометными стволами, плитами и отрезанными головами ВК. Еще корейцы жаловались, что огнем с ганшипов у них было убито несколько человек.
Мы по сравнению с корейцами были просто кучкой любителей.
Остаток ночи я постоянно вскакивал так, будто вновь что-то случилось. Но ничего не происходило.
— «Священник-6», пулеметная позиция по курсу вашего взлета.
Молчание.
— Левее! Левее! — пилот ганшипа, глядя, как мы взлетаем, двигаясь к позиции, о которой он нас предупредил, терял хладнокровие.
Это был одиночный пулемет. Когда мы прошли над ним, он всадил нам очередь в брюхо.
— Сэр, один из «сапог» ранен! — сказал Миллер, борттехник.
«Сапог», чернокожий парень, получил пулю в жопу. Я услышал, как наш стрелок, Симмонс, что-то неразборчиво вопит сквозь вертолетный грохот.
— Сэр, это брат Симмонса, — сообщил Миллер.
— «Священник-6», у нас на борту раненый. Уходим к госпитальной позиции.
— Вас понял.
Мы приземлились на площадку рядом с госпитальным модулем, который «Скайкрейны» перетащили из зоны «Гольф». Медики выбежали и погрузили человека на носилки. Симмонс бегал вокруг, плача и подгоняя их. Мы ждали. Он вернулся через несколько минут, с мокрыми щеками, но уже улыбался.
— Врачи говорят, все будет в порядке. Он домой поедет, — сказал он борттехнику.
Ах, эта знаменитая рана на миллион долларов. И тут я вспомнил, что Симмонс нашел другого своего брата в куче трупов в Плейку.
Ни братья, ни отцы с детьми не должны находиться на одном и том же театре военных действий в одно и то же время. Я узнал, что во Вьетнаме обнаружились два человека, которым не следовало здесь быть.
Когда мы вернулись на «Стрельбище», я поговорил с Симмонсом.
— Да, сэр, знаю, — ответил он.
— Ну так скажи командиру. Он тебя вытащит отсюда. Ты потерял одного брата, а второй ранен. С твоей семьи хватит.
Он улыбнулся:
— Нет. Я останусь.
— Почему?
— Ведь кто-то должен это делать.
Он и в самом деле такое сказал. Мне показалось, что я попал в кинофильм. Ему, возможно, тоже.
Бои продолжались — от низа долины у деревни Бонсон до севера, где лежала узкая долина Анлао, окруженная крутыми горными склонами. Мы приземлились на рисовое поле в низу долины.