Д'Арманьяки
Шрифт:
Он снял со своего пальца перстень – символ дома Д,Арманьяков и протянул Филиппу.
– Пусть недолго, но ты станешь графом Д,Арманьяк!
Отец с сыном крепко обнялись.
– Прости меня! – прошептал граф, когда подручные палача повели его на казнь.
Огромная толпа замолчала, в ожидании того, как падёт голова, главного из Д,Арманьяков.
Граф Арманьяк встал на колени и собирался положить голову на плаху, когда услышал голос сына:
– Монсеньор, для меня было честью жить рядом с вами. Для меня будет честью умереть рядом с вами!
Светлая улыбка осветила лицо графа. Не колеблясь, он положил голову на плаху.
– Бернар,
Женщина с растрёпанными волосами пыталась пробиться к плахе, но стража её не пускала. Палач опустил топор, на глазах рыдающей графини и на глазах Филиппа. Толпа приветствовала смерть графа Д,Арманьяк восторженными криками. Филипп, не ожидая когда его поведут на помост, легко вскочил на него и пока убирали тело его отца, гневно закричал в толпу.
– Замолчите, слышите вы, все замолчите. Имейте уважение если не к графу Д,Арманьяк, который в жизни не сделал ничего плохого, так хотя бы к сыну потерявшему отца.
Филипп стоял на помосте, в крови собственного отца и весь его облик пылал гневом и яростью. Он смотрел прямо в толпу. И люди, поражённые необыкновенной смелостью и непредсказуемым поведением мальчика, невольно один за другим замолкали. Дождавшись, когда наступит полная тишина, Филипп повернулся к палачу и с твёрдостью, поразившую свидетелей этой сцены, бросил:
– Я в вашем распоряжении мэтр!
Герцог бургундский встал, собираясь подать сигнал к казни, но был остановлен графиней Д,Арманьяк. Несчастная женщина бросилась к ногам герцога Бургундского.
– Пощадите моего сына, пощадите, – умоляла женщина. – Великодушный герцог, пощадите его, Герцог Бургундский поднял за плечи графиню Д,Арманьяк. Её тут же оттащил в сторону. Графиня ни на миг не переставала молить о помощи.
Герцог Бургундский выждал короткое время, а потом громко заговорил.
– Жители славного города Парижа, я не хочу стать детоубийцей. Поэтому я согласен пощадить последнего из Д,Арманьяков, хотя он собственноручно убил пятерых бургундцев.
При этих словах, Гилберт де Лануа обменялся беспокойными взглядами с Кабошем, который более всех предвкушал смерть Филиппа, потому что узнал в нём того, кто лишил его части руки.
– Если этот мальчик поклянётся мне в верности, я пощажу его! – закончил герцог Бургундский, совершенно довольный собой.
– Клятву! Клятву! – раздался нестройный хор голосов.
Филипп видел горестное лицо матери и слышал её слова.
– Клянись Филипп, клянись!
Филипп поднял правую руку. Всё вокруг него мгновенно затихло. Люди с нетерпением ждали, когда он заговорит. Филипп не заставил себя долго ждать.
– Клянусь! – громко и отчётливо заговорил Филипп, – клянусь вам, герцог Бургундский, если вы помилуете меня… Филипп сделал паузу, глядя на довольную улыбку герцога Бургундского, – клянусь, где бы вы не были, где бы не прятались, я настигну вас и убью, не дав времени на покаяние, – голос Филиппа взлетел высоко. – Гордость и Честь! Слава и Доблесть! Бесстрашие и Отвага! Вот девиз Д,Арманьяка! А теперь делайте то что должны, мэтр! – Филипп встал на колени и положил голову на плаху. Потрясённые зрители не верили происходящему. Столько мужества было в Филиппе, что все вокруг просто растерялись. Все за исключением герцога Бургундского, который с перекошенным лицом взмахивал белым платком, к великой радости Лануа и Кабоша.
– Филипп, мой мальчик, Филипп….. рыдающую
Время шло, но палач почему-то медлил. Он не подходил к осуждённому. Видя медлительность палача, герцог Бургундский снова взмахнул белым платком, подавая сигнал к началу казни. И тогда Париж увидел нечто неподдающееся никакому воображению. Палач выпустил из рук топор. Потом медленно снял с головы маску, скрывающее его лицо и опустившись на колени, протянул руки в сторону короля, произнося всего одно слово:
– Милости!
Толпа взорвалась.
– Слава Капелюшу! – кричала толпа. – Слава Парижскому палачу!
– Приказываю казнить Д,Арманьяка – заорал во всё горло герцог Бургундский.
– Замолчите кузен! – раздался спокойный голос короля Франции, – палач не к вам обращается!
Никто не ожидал этих слов и менее всего герцог Бургундский. Король встал.
– По закону славного города Парижа, палач единожды за всю свою жизнь имеет право просить помилования для осуждённого на смерть. И никто, даже король Франции, не вправе отказать ему. Палач воспользовался своим правом, мы же воспользуемся своим. Поднимитесь с колен, граф Арманьяк, де Фацензак, де Родез, герцог де Немур! Отныне вы свободны!
– Да здравствует король! – толпа восторженно приветствовала слова короля, ибо нет для парижанина, ничего дороже законов города. По этой причине слова короля нашли глубокий отклик в сердцах у горожан. В этот миг, Д,Арманьяки перестали быть врагами Парижан, впрочем они ими никогда и не были.
Герцог Бургундский мрачно поглядывал на короля, который унизил его прилюдно. Такого герцог Бургундский никому не прощал.
Филипп протянул руку палачу, спасшего ему жизнь. Тот с необычайным благоговением пожал протянутую руку, словно это было рука короля или принца крови, впрочем, знатностью граф Д,Арманьяк не уступал ни тем ни другим. Все зрители наблюдали, как посреди помоста с плахой, мальчик пожимал руку палача и все услышали слова, которые он произнёс:
– Я прощаю вас за смерть моего отца. А за то, что вы дали возможность, отомстить за него, я буду благодарен вам, всю свою жизнь, – и уже спускаясь с помоста, Филипп добавил, – я вернусь за телами моего отца и Монтегю.
Едва Филипп сошёл с помоста, как сразу же попал в объятия своей матери, которая беспрестанно целовала его, а затем, взяв за руку потащила за собой.
Глава 12
Насколько проводы одного из Д,Арманьяков отличались от встречи. Многие добродушные матроны, да и некоторые почтенные горожане, прослезились, увидев мать с сыном вместе. Грустно вздыхая, они приговаривали:
– Досталось беднягам, настрадались мать и сын. Но слава господу, теперь для них мученья закончились.
Многие на площади Пилори думали о том же. Многие, но только не палач. Капелюш, не до конца осознавший для себя, почему он так поступил. Он спас жизнь мальчика, но погубил собственную. Не могло быть и речи о дальнейшем пребывании в роли палача. К тому же он подвёрг свою жизнь опасности, потому что, родственники казнённых им людей наверняка видели его лицо и могли отомстить. Палач прервал свои невесёлые размышления. Он заметил то, что укрылось от всех остальных. Гилберт де Лануа вёл молчаливый диалог с неким толстяком, в котором палач сразу признал главу гильдии Парижских мясников – Кабоша.