Діти Яфета

Корсак Иван Феодосеевич

Брусилов поцілував государеву руку.

Доки імператор відпочивав, генерал не втомлював- ся приймати вітання від почту, що супроводжував високу особу.

Занятие нашими войсками Галиции всколыхну- ло наше национальное чувство, напомнило нам о нашей родной колыбели всего славянства — Карпатах…

Все только и говорят о возвращении России древ- них родных областей с русским населением, которое старались ополячить, но которое, как думали, остает- ся в душе русским.

В последние десятилетия продажные профессора из малороссов, по указке австрийского генерального штаба, стали выдумывать новые названия для насе- ляющего Галицию

русского простого народа. Всякие Грушевские и иные выходцы из Киевского универси- тета разрабатывали, по австрийской указке, теорию украинской самостийности, выдумывали разные

«мовы».

…Як цілував, похиливши голову, генерал Брусилов государеву руку, то з моменту того небагато лишалося вже часу, коли він до тих охоче долучиться, хто вима- гатиме зречення імператора від престолу. Але й тих Брусилов також небавом зрадить, перейде до черво- них, від чиїх куль заллє кам’яну долівку імператорcь- ка кров і кров сім’ї та дітей малолітніх, очолить в чер- воній армії Особоє Совєщаніє; в білоемігрантській же пресі, вкотре зрадивши, обіллє «пролетарських» дру- зів недавніх найчорнішим брудом: син його теж стане червоним комполку — червоні його і застрелять…

…Липинський роздратовано відкинув злощасний номер «Нової Ради», взявся було за офіційні папери з міністерства закордонних справ, а їх надійшла-таки грубезна пачка, однак ще довго думка, блукаючи колом, верталася до капосної замітки. Тому велемуд- рому авторові, зрештою, і до Львова не треба звертати- ся, може з не меншим успіхом поспитати киян, чи буде легкою та боротьба зі Сходом — на власні очі, на долях своїх та рідні вже мали в дечому переконатися. Хай той автор почитав би рукопис російського істори- ка Мельгунова, рукопис, що ходив по руках і після якого не так просто заснути…

«В большинстве чрезвычаек Киева большевикам удалось убить заключенных накануне вечером (перед своим уходом). Вот внешний вид одной из Киевских человеческих «боен» в момент ознакомления с ней

комиссии. Весь цементный пол большого гаража (дело идет о «бойне» губернской ЧК Киева по улице Са- довой, № 5) был залит уже не бежавшей вследствие жары, а стоявшей на несколько дюймов кровью, сме- шанной в ужасающую массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками. Все стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в соседнее помещение, где был подземный сток, вел желоб в четверть метра ширины и глубины и прибли- зительно в 10 метров длины. Этот желоб был на всем протяжении до верху наполнен кровью... Рядом с этим местом ужасов в саду того же дома лежали наспех поверхностно зарытые 127 трупов последней бойни... Тут нам особенно бросилось в глаза, что у всех трупов размозжены черепа, у многих даже совсем расплюще- ны головы. Вероятно они были убиты посредством раз- мозжения головы каким-нибудь блоком. Некоторые были совсем без головы, но головы не отрубались, а... отрывались... Опознать можно было только немногих по особым приметам, как-то: золотым зубам, которые большевики в данном случае не успели вырвать. Все трупы были совсем голы.

В обычное время трупы скоро после бойни вывози- лись на фурах и грузовиках за город и там зарывались. Около упомянутой могилы мы натолкнулись в углу сада на другую более старую могилу, в которой было приблизительно 80 трупов. Здесь мы обнаружили на телах разнообразнейшие повреждения и изуродова- ния, какие трудно себе представить. Тут лежали трупы с распоротыми животами, у других не было чле- нов, некоторые были вообще совершенно изрублены. У некоторых были выколоты глаза и в то же время их головы, лица, шеи и туловища были покрыты колоты-

ми ранами. Далее мы нашли труп с вбитым в грудь клином. У нескольких не было языков. В одном углу могилы мы нашли некоторое количество только рук и ног. В стороне от могилы у забора сада мы нашли несколько трупов, на которых не было следов насиль- ственной смерти. Когда через несколько дней их вскрыли врачи, то оказалось, что их рты, дыхатель- ные и глотательные пути были заполнены землей. Несчастные были погребены заживо и, стараясь дышать, глотали землю. В этой могиле лежали люди разных возрастов и полов. Тут были старики, мужчи- ны, женщины и дети. Одна женщина была связана веревкой со своей дочкой, девочкой лет восьми. У обеих были огнестрельные раны.

В уездной Чека Киева (на ул. Елисаветинской) было то же самое, такой же покрытый кровью с костями и мозгом пол и пр. В этом помещении особенно броса- лась в глаза колода, на которую клалась голова жерт- вы и разбивалась ломом, непосредственно рядом с колодой была яма, вроде люка, наполненная до верху человеческим мозгом, куда при размозжении черепа мозг тут же падал...

…Пытаемого привязывали к стене или столбу; потом к нему крепко привязывали одним концом железную трубу в несколько дюймов ширины... Через другое отверстие в нее сажалась крыса, отверстие тут же закрывалось проволочной сеткой и к нему подно- сился огонь. Приведенное жаром в отчаяние животное начинало въедаться в тело несчастного, чтобы найти выход. Такая пытка длилась часами, порой до следую- щего дня, пока жертва умирала.

…Пытка «горячим сургучом», о которой рассказы- вают очень многие в своих воспоминаниях о Киеве... Лили сургуч на затылок и на шею, а затем срывали вместе с кожей…

Расстреливали под звуки духовой музыки... В Полтаве и Кременчуге всех священников сажали на кол. В Екатеринославе предпочитали и распятие, и побивание камнями. В Одессе истязали, привязывая цепями к доскам, медленно вставляя в топку и жаря, других разрывали пополам колесами лебедок, третьих опускали по очереди в котел…»

…Ну й нехай, думав Липинський, він перетерпить цю злу публікацію в «Новій Раді», як багато чого навчився терпіти, мовчки, тихцем гасити в душі. Люди, які не варяться у цьому казанку, не тямлять, з якого боку може наскочити біда, хіба згодом порозум- нішають. Він просто напише заяву в Київ, що таке дискредитування посольств не лежить ані в держав- нім, ані в національнім інтересі. І попрохає пресовий відділ свого міністерства звернути на неподобство увагу.

Та вже зовсім опустилися руки, як невдовзі з черго- вою поштою з Києва надійшла газета «Відродження» з публікацією про «зраду» державних урядовців. Полум’ю обурення, яке досі ретельно притлумлював, гасив і притоптував, тепер не міг дати ради; він схопив ручку й папір, хотів невідкладно в міністерство своє написати — марно проте, не слухалося перо, воно вистрибувало і витанцьовувало у руці, мов у безнадій- ного пияка, який тиждень не виходив із чмуду.

Лише через кілька годин Липинський був ладен взятися за офіційного листа про безголів’я, якому має бути ж якась межа.

«Ся «зрада» се вже остання крапля, яка переповни- ла чашу мого терпіння, — букви в листі тепер шикува- лися рівно, а перо стало чемним, мов то і не воно ще зовсім недавно влаштовувало п’яні вибрики та витре- беньки. — Немає у мене ані сил фізичних, ані охоти, ані, що найважніше, не бачу державної потреби пра-

цювати в таких умовах. Моя присутність тут і через мою хворість, і через оцей брак елементарного довіря (що доказує оця стаття) тут зовсім зайва. І тому ще раз прохаю Вас звільнити мене від моїх обовязків. Сього рішення переложити не можу і воно єсть зовсім кате- горичне…»