Да, господин министр
Шрифт:
Тогда он привел цифры.
Уже этот факт вызывает удивление: разве Хамфри и его коллеги не уверяли меня, что Дербишир не присылает в МАД требуемую отчетность?
– Так оно и есть, – рассеял мое недоумение Картрайт. – Однако они умолчали, что совет ведет собственную статистику, причем на очень хорошем уровне, и нам ничто не мешает пользоваться ею в любое время.
Цифры, которые показал мне доктор Картрайт, поистине впечатляли. Оказывается, в графстве Дербишир самый низкий в Мидлендсе уровень прогулов, самые низкие в стране расходы на содержание муниципальных
И это еще не все. Судя по статистическим данным, практически все дети в графстве умеют читать и писать вопреки стараниям учителей дать им «прогрессивное образование».
– И наконец, – добавил в заключение Картрайт, – там меньше работников социальной сферы, чем в любом графстве Великобритании.
Я удивился.
– Вы считаете, это хорошо?
– О да, очень хорошо. Верный признак эффективности. Закон Паркинсона, понимаете? Количество социальных проблем возрастает в соответствии с увеличением числа занятых их решением.
Он не успел договорить, так как в кабинет ворвался – иначе не скажешь – сэр Хамфри. Полагаю, его неожиданное появление здесь было отнюдь не случайным.
Между нами состоялся довольно-таки забавный диалог.
– О, господин министр! Как интересно!
– Привет, Хамфри.
– Приветствую вас, господин министр.
– Какое совпадение!
– О да, конечно. Просто сюрприз!
– Да.
– Да.
Сам не знаю, почему я почувствовал себя виноватым и начал оправдываться:
– Я просто… э-э… проходил мимо…
– Проходили мимо?
– Да, проходил мимо.
– Проходили мимо, понятно. – Он на секунду задумался. – А куда?
Вопрос Хамфри застиг меня врасплох. Я понятия не имел, что еще находится на этом этаже.
– Э-э… никуда. Собственно… просто шел… мимо, – сказал я, будто «мимо» означало какое-то конкретное место. – Мимо двери… кабинета Ричарда Картрайта… Дика… и подумал: а вдруг он там сидит…
Я понимал, что мои объяснения звучат ужасно неубедительно, но мне ничего не оставалось делать.
– А что вы подумали потом? – безжалостно продолжал сэр Хамфри.
– Ну… я подумал: зачем просто проходить мимо двери, можно же ее и открыть.
– Очень логично, господин министр. Для того двери и существуют.
– Вот именно. – Я собрался с духом и решил сказать ему все, как есть. – К тому же мне захотелось кое-что выяснить.
– Прекрасно. Что?
Я возмутился: с какой стати он требует у меня отчета, заставляет чувствовать себя виноватым, выясняет, что сказали мне работники МАДа?! Короче говоря, ведет себя так, будто они – его подчиненные, а не мои. (Так оно и было. – Ред.)
Но, с другой стороны, как не ответить на прямой вопрос?
– Так, несколько пустяковых деталей, – наконец ответил я, сделав неопределенный жест.
Он помолчал, видимо, ожидая продолжения. Затем переспросил:
– Несколько
– Да.
– Пустяковых?
– Ну, не настолько… У нас вчера было совещание, так ведь?
Мой постоянный заместитель, по всей видимости, устал от словесного поединка.
– Господин министр, могу я переговорить с вами?
– Конечно, Хамфри. Как только мы с Ричардом…
Он перебил меня:
– Нет, сейчас, господин министр, сейчас.
Кажется, настала моя очередь заставить его чуть-чуть смутиться. «Не захочет же он говорить со мной о серьезных вещах в присутствии своего подчиненного», – подумал я и сказал:
– Тогда валяйте.
– Наверху, господин министр, в вашем кабинете.
– Зачем? По-моему, Ричард не будет возражать…
– Наверху, господин министр. Уверен, доктор Картрайт не будет возражать.
Картрайт, видимо, принял все за чистую монету. Во всяком случае, он любезно улыбнулся и заверил нас, что, конечно же, нисколько не возражает.
Сэр Хамфри открыл дверь, и я, словно провинившийся школьник, вышел из кабинета.
Интересно, как он узнал, что я у Картрайта. Бернард сказать ему не мог, значит, кто-то случайно увидел меня в коридоре и поспешил ему доложить. Я должен обрести свободу, но для этого необходимо выиграть психологическую войну с Хамфри. А пока ему всякий раз каким-то образом удается вызвать у меня чувство вины и неуверенности.
Найти бы хоть трещинку в броне Хамфри – тогда ему несдобровать!
Оказывается, наш маленький спарринг в присутствии Картрайта был только прелюдией к настоящему бою. И он разгорелся через несколько минут в моем кабинете, после того как мы, храня ледяное молчание, поднялись на лифте и миновали бесконечный лабиринт коридоров.
Едва за нами закрылась дверь, Хамфри заявил мне, что я не должен просто так шататься по министерству, и выразил искреннюю надежду, что «подобное больше не повторится».
Я не поверил своим ушам и, естественно, потребовал у него объяснений.
– Господин министр, как я могу давать вам правильные советы, не зная, кто кому что говорит? Я должен быть полностью в курсе происходящего. У вас не может быть сугубо частных бесед с сотрудниками министерства. А если вам передадут ложную информацию?
– Если она окажется ложной, вы внесете соответствующие коррективы.
– Но она может быть и не ложной…
– В таком случае… – торжествующе начал я.
Он перебил меня:
– То есть не совсем ложной. Вводящей в заблуждение. Допускающей превратное толкование.
Я решил спросить его в лоб:
– Все дело в том, что вы пытаетесь скрыть от меня информацию, не так ли, Хамфри?
Он возмутился:
– Конечно, нет, господин министр! Как вам могло такое прийти в голову? Мы должны вести документальный учет всего, что здесь происходит. Ни вы, ни мы не вечны. Через несколько лет для кого-то может оказаться жизненно важным знать, что именно вам сказали сегодня. Предположим, Картрайта завтра уберут отсюда – как нам тогда проверить достоверность вашей информации?