Да, господин министр

Линн Джонатан

31 марта

Сегодня в Лондон приехала Энни, и я ей рассказал, что мы находились под негласным наблюдением. Честно говоря, я ожидал вспышки гнева. К моему удивлению, она отнеслась к новости довольно спокойно, чтобы не сказать – равнодушно.

Я начал говорить о чудовищном произволе, допущенном по отношению к нам.

– Каждое слово по телефону, каждая фраза друг другу – все, буквально все записывалось на пленку, прослушивалось, вносилось в досье… Это же унизительно!

– Да, конечно, – задумчиво произнесла она. – В том, что кому-то из МИ-5 стало известно, насколько скучна

и однообразна наша жизнь, есть действительно что-то унизительное.

– Что?…

– Теперь все будут знать… вернее, уже знают: дома ты говоришь то же, что и на работе, – о валовом национальном продукте, о необходимости субсидировать государственный сектор, о повестке предстоящей партийной конференции…

Я объяснил ей, что имел в виду совсем другое. Сам факт подслушивания наших семейных разговоров.

– Вот как? Я об этом и не подумала… «Ключи от машины у тебя?…» – «Нет, я думала, они у тебя…» – «Да нет же, я отдал их тебе…» О господи, это точно приведет к падению правительства!

Я начал сердиться.

– Энни, ты слишком легкомысленно к этому относишься.

– Ты так считаешь?

– Неужели тебе до сих пор не ясно? Они вторглись в нашу личную жизнь! Ведь они… они, возможно, прослушивали наши разговоры… даже в постели!

– Ну и что из этого? – спросила она с притворным удивлением. – У тебя что, храп шифрованный?

Кажется, она на что-то намекает. Не далее, как на прошлой неделе она уже поставила меня в неловкое положение своим интервью какому-то женскому журналу. На вопрос, не сотрясается ли мир, когда она ложится со мной в постель, Энни ответила: «Нет, и даже кровать не сотрясается».

По-моему, это начало семейной кампании против меня.

Я не ошибся, так как ровно через минуту она сказала:

– Послушай, Джим, скоро пасха. Почему бы нам не устроить себе небольшие каникулы… Денька на два-три? Помнишь, как бывало?

Вначале подумал, что вряд ли смогу, а потом: «Почему бы и нет?» И не нашел против этого довода никаких возражений. В конце концов, государственным деятелям тоже нужно отдыхать!

– Давай съездим в Кингсбери-даун, – предложила она.

– Отлично! Где это?

Она с удивлением посмотрела на меня.

– Как где? Там, где мы провели свой медовый месяц, дорогой.

Странно, название начисто стерлось в памяти. Я попытался представить себе, как выглядит то местечко.

– Там ты мне впервые объяснил закон о воздействии темпов оборота на чистую прибыль… Помнишь?

– Ну конечно же! Теперь я все вспомнил.

Энни наклонилась к настольной лампе.

– Записали, ребята? – пробормотала она, выключая свет.

(На следующий день случилось нечто из ряда вон выходящее. Спецслужба [61] проинформировала сэра Хамфри Эплби и Бернарда, что ею был обнаружен список лиц, приговоренных террористами к смерти, и Джеймс Хэкер в их числе.

61

Отдел Департамента уголовного розыска, осуществляющий функции политической полиции, а также охраняющий членов королевской семьи, английских и иностранных государственных деятелей.

По

имеющимся данным, список был составлен известной террористической группой, называвшей себя «Всемирная армия освобождения». – Ред.)

Вспоминает сэр Бернард Вули:

«Мы и представить себе не могли, что кому-то придет в голову покушаться на жизнь нашего министра – он ведь абсолютно никому не мешал.

И тем не менее мы с сэром Хамфри Эплби пришли к единодушному решению: мы не имеем права рисковать жизнью министра, поэтому необходимо срочно принять надлежащие меры безопасности».

(Продолжение дневника Хэкера. – Ред.)

2 апреля

Сегодня утром Бернард, встретив меня в министерстве, принялся кудахтать, словно наседка, заботливо расспрашивая о моем самочувствии.

– Хуже некуда, – буркнул я, полагая, что его интерес вызван моим опозданием на работу. – До утра не мог заснуть.

– Их работа… – трагически прошептал Бернард сэру Хамфри. Тогда я не понял этой загадочной фразы, но теперь… теперь считаю ее верхом бестактности.

А ведь в целом настроение у меня было превосходное. Утечка сработала, и в «Экспресс» уже появилась статья «от нашего парламентского корреспондента» под заголовком «ХЭКЕР ТВЕРДО НАМЕРЕН ПОЛОЖИТЬ КОНЕЦ ПРОСЛУШИВАНИЮ ТЕЛЕФОНОВ!» Как мы и договорились, Уолтер сослался на «информированный источник».

Не обращаясь ни к кому в отдельности, но вопросительно взглянув на меня, сэр Хамфри поинтересовался, откуда у них эта информация. Естественно, я и не подумал признаваться.

(В те времена у чиновников Уайтхолла было популярно изречение: «Сверху дает течь лишь корабль государственной власти». – Ред.)

– Как бы там ни было, – заявил я, – эта утечка еще больше укрепляет мою решимость довести дело до конца.

Хамфри спросил, хорошо ли я подумал о возможных последствиях. (На языке Уайтхолла это означает: «Понимаете ли вы, что мелете вздор?» – Ред.) В данном случае, как вскоре выяснилось, о последствиях я и не подумал.

– Граждане свободной страны имеют право на личную жизнь. Абсолютное право! – ответил я.

И как мне пришло в голову сказать такое?! Но тогда я еще не знал – ведь эти негодяи просто не сочли нужным своевременно поставить меня в известность!

– Ну а предположим, МИ-5 имеет основание подозревать, что некоторые из этих «свободных граждан» намерены совершить политическое убийство, скажем… э-э… министра Ее Величества? – предположил Хамфри.

И тут меня понесло. Я произнес высокопарную речь о свободе британских граждан, о том, что она несравненно важнее, чем жизнь отдельных министров.

– Свободу ничем не заменишь, – изрек я, – тогда как министров можно и заменить. Государственные деятели должны свыкнуться с мыслью о возможности стать мишенью для всякого рода безумцев и фанатиков. Долг любого министра Ее Величества – не думая о собственной шкуре, грудью встретить грозящую опасность, не искать трусливо убежища за потайными микрофонами и прочими чудовищными атрибутами полицейского государства, а встать и гордо бросить им вызов: «Вот он я, делайте свое черное дело!»

О боже, почему ты не укоротил мой длинный, глупый язык?!