Да, господин министр
Шрифт:
Хамфри, как всегда, тут же встал на защиту бюрократов.
– Нельзя же всех стричь под одну гребенку, господин министр, – с осуждением сказал он. – В Брюсселе немало честных и старательных государственных служащих, которым приходится переносить тяготы утомительных командировок и, прямо скажем, утомительных развлечений.
Страшно утомительных! Еще бы – впихивать в себя столько осетрины горячего и холодного копчения и вливать столько шампанского!
– Кроме того, господин министр, вы в данном случае валите
О чем это он? Я, кажется, потерял нить разговора. Слава богу, он объяснил:
– Насколько мне известно, об идее централизованной закупки ЭВМ Брюсселю заблаговременно сообщил один из ваших коллег по кабинету. Этим, собственно, и объясняется столь быстрое появление директивы.
Не удивительно, что я потерял нить: он вернулся к начальной теме нашего спора. Запутать собеседника ему ничего не стоит.
Значит, вот оно что. Меня опять предали! Причем мой же коллега по кабинету! (А кто же еще? – Ред.) Мне даже не надо ломать голову: кто? Бейзил Корбет. Сукин сын! При одной мысли о Корбете я с теплым чувством вспоминаю Иуду Искариота.
– Корбет? – спросил я, хотя ничуть не сомневался.
Хамфри слегка наклонил голову, как бы подтверждая, что здесь действительно поработал министр торговли и промышленности.
– Предатель! Скотина! Самолюбивое ничтожество! – завопил я, не в силах сдержать негодование.
Сэр Хамфри удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. Неверно истолковав его взгляд, я уже спокойнее добавил:
– Прошу простить меня за грубость, Хамфри.
– Наоборот, господин министр, – с улыбкой ответил он, – ваши слова – цветочки по сравнению с тем, что о нем говорит его постоянный заместитель.
И все-таки для меня остается загадкой, почему Корбет так подло меня подставил. Ну да ладно, время покажет!
Время действительно показало. Притом очень скоро. Из сегодняшнего номера «Стэндард» узнал важные и внушающие тревогу новости.
«ПЕРЕСТАНОВКИ В КАБИНЕТЕ
(Наш политический корреспондент)
По имеющимся слухам, еще до окончания нынешней сессии парламента премьер-министр объявит о существенных перестановках в кабинете. Ожидается, что Бейзил Корбет…»
Опять Корбет! Стоит этому сукину сыну очутиться где-нибудь поблизости – у меня возникает ощущение, будто в спину мне вонзили нож.
И почему я узнаю об этом в последнюю очередь? Откуда знают о перестановках они? Я спросил Хамфри, правда ли это.
Он, естественно, начал вилять.
– Господин министр, я всего лишь скромный государственный служащий, который, увы, не вращается в столь высоких сферах, как кабинет министров и парламентское лобби.
– Это правда? – настаивал я.
– Да, правда.
Прямой ответ! От неожиданности я даже растерялся.
– Откуда же вам это известно, раз вы не вращаетесь в высших сферах?
– То есть правда, что ходят такие слухи, – пояснил он.
Час от часу не легче. На душе кошки скребут. Перестановки! Последствия могут быть самыми непредсказуемыми. А я ведь не претворил в жизнь и половины задуманного на посту министра МАДа. Можно сказать, даже не приступал.
Сэр Хамфри советует не убиваться раньше времени: даст бог, меня никуда не передвинут. Думаю, он просто хочет меня успокоить. А может, намекает, что нечего даже мечтать о повышении?
Я прямо спросил его об этом.
– О понижении тоже речи нет, господин министр, – последовал уклончивый ответ.
Понижении? Да как у него язык повернулся сказать такое! А может, ответ не такой уж и уклончивый?
– Послушайте, Хамфри, – осторожно начал я, – скажите… по-вашему, у меня… э-э… нормально выходит?
– Да, господин министр, у вас выходит нормально.
Возразить против его слов (собственно, моих слов!) было фактически нечего, однако интонация невольно настораживала. Поэтому я задал тот же вопрос Бернарду, но чуть расширив формулировку:
– У нас нормально выходит, не так ли, Бернард?
– Да, господин министр, нормально.
И это все! Ни слова ободрения или поддержки. Мне вдруг, непонятно почему, захотелось оправдаться.
– Ну конечно, я не достиг на этом поприще выдающихся результатов, но ведь неудачником меня тоже не назовешь, как вы считаете?
– Конечно, не назовешь, господин министр, – с готовностью подтвердил Бернард, хотя, как мне показалось, без особой убежденности.
Я промолчал. Но не в ожидании комплиментов. Избави бог! Наконец Бернард не выдержал.
– Господин министр, у вас… э-э… выходит нормально.
Но действительно ли он имеет это в виду? И если да, то что именно?
– По большому счету, кое в чем я добился безусловного успеха! И если Мартина передвинут в казначейство, мне в принципе может светить министерство иностранных дел.
Я сделал паузу. Никто не произнес ни слова. Время, казалось, тянется бесконечно. Затем Хамфри, на этот раз с явным сомнением, произнес:
– Хм-м, возможно.
– Что-то я не слышу в вашем голосе уверенности.
Надо отдать ему должное: он не стал отнекиваться.
– У меня в самом деле нет уверенности, господин министр, – сказал он, глядя мне прямо в глаза.
– Почему? Вы что-нибудь слышали? – всполошился я.
– Ничего, ровным счетом ничего, господин министр. Потому у меня и нет уверенности.
Я швырнул эту проклятую газету на пол и с горечью спросил:
– Ну как же так: Боб Карвер из «Стэндард» знает о перестановках все, а мы ничего?
– Может, он близок к ПМ? – предположил сэр Хамфри.