Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера
Шрифт:
– Значит, все-таки нужна – довольно произнес он, однако, увидев неодобрительный блеск в моих глазах, тут же торопливо поправился: – На самом деле нужна? – Причем я совершенно не был уверен, спрашивает он или утверждает?
– Как вам, наверное, известно, мне предстоит выступить на званом обеде. В связи с присуждением театральных премий. Так вот, мне кажется, с этим могут быть серьезные проблемы.
– Ничего удивительного, господин премьер-министр, ваши выступления всегда вызывают самые серьезные проблемы. Собственно говоря…
Господи, ну почему госслужащие так любят покровительственные
– Нет-нет, Хамфри, вы меня не так поняли. Не мое выступление, а сам факт моего выступления.
– На самом деле? Интересно, почему?
Я, как можно безразличнее, постарался объяснить:
– Потому что оно будет делаться в присутствии враждебно настроенных, самовлюбленных, самоуверенных, недалеких околотеатральных любителей покрасоваться на публике и выпить на халяву!
– Вы имеете в виду членов палаты общин?
Пришлось не менее терпеливо еще раз объяснить, на этот раз как можно лаконичнее, что я имел в виду ежегодную церемонию присуждения театральных наград в Дорчестере. На которой я должен буду присутствовать в качестве почетного гостя, хотя на самом деле ничего почетного в этом нет, поскольку особых почестей там не оказывают.
Секретарь Кабинета тут же все понял.
– То есть вы имеете в виду церемонию присуждения гранта Совета по делам искусств? Да, тут я вас, господин премьер-министр, полностью понимаю. Реально повлиять на Первого заместителя директора Национального театра, мягко говоря, затруднительно. Кому как не мне это знать? В каком-то смысле я ведь, можно сказать, один из них, как никак, а член совета управляющих…
Надо же, мне это даже в голову не приходило. Хотя… наверное, это даже к лучшему.
– Ну и что посоветуете делать? – спросил я его. – Как заставить театральную общественность почувствовать, что я тоже один из них?
– Да, но вам ведь вряд ли захочется, чтобы вас там воспринимали как одного из враждебно настроенных, самовлюбленных, самоуверенных, недалеких околотеатральных любителей покрасоваться на публике и выпить на халяву, – язвительным тоном протянул секретарь Кабинета.
– Хотя особых проблем с этим все равно бы не было, – вставил Бернард. Очевидно, он имел в виду мои актерские способности. Вообще-то великие государственные деятели, как известно, всегда были великими актерами. Так или иначе, но церемония будет транслироваться в живом эфире, и мне ни к чему любые проявления враждебности. Даже самые незначительные.
Зато, по мнению Хамфри, они были неизбежны.
– При всем уважении к вам, господин премьер-министр, должен заметить, что входить в клетку со львами, лишив их обеденного мяса, было бы по меньшей мере неосмотрительно.
– И что вы в таком случае предлагаете?
– Добавьте им мяса. Увеличьте грант Совета по делам искусств. Подкиньте пару миллионов или что-то в этом роде…
– Пару миллионов? Фунтов стерлингов? Не слишком ли дорогим окажется обед?
Хамфри многозначительно усмехнулся.
– Это же Дорчестер!
Не самая лучшая рекомендация. Являясь одним из управляющих этой чертовой компании (Национального театра, а не шикарного отеля «Дорчестер» – Ред.), он, естественно, должен был иметь там личные интересы.
– Господин премьер-министр, я всего лишь хотел заметить, что это было лучше, чем поставить «Макбет» в Номере 10.
Жалкое оправдание. Он боится открыто признать, что меня там просто ненавидят.
– Они поставили пьесу, чуть ли не полностью посвященную нападкам на нашу ядерную политику, – напомнил я ему. – Это же фарс!
– Что, политика?
– Пьеса, Хамфри, пьеса! – А ведь ему прекрасно известно, что именно я имел в виду. – Кстати, Хамфри, зачем они это сделали и почему вас это совершенно не обеспокоило?
– Потому что эта пьеса очень здоровая, господин премьер-министр.
– Здоровая? – Ничего не понятно. – При чем здесь…
– На политические пьесы сейчас практически никто не ходит. – Он откинулся на спинку стула, вальяжно закинул ногу за ногу. – Причем половина из тех, кто все-таки ходит, их не понимает. А половина из тех, кто хоть что-нибудь понимает, с ними, как правило, не согласны. Ну а семь оставшихся в любом случае проголосовали бы против правительства. Зато это, с одной стороны, дает людям возможность выпустить пар, а с другой – вам предстать перед ними в облике вполне демократичного государственного деятеля (причем с хорошим чувством юмора!), поскольку он, невзирая ни на что, субсидирует своих собственных критиков.
Мне было по-прежнему не совсем ясно, почему же все-таки в данном случае «да» перевешивают «против».
– Но если им так уж хочется ругать меня, пусть сами за себя и платят. Но из театральной кассы.
– Господин премьер-министр, – с довольным видом возразил Хамфри, – Столько денег им никогда не заработать. По концентрации скучности и, соответственно, отсутствию интереса публики пьесы, критикующие правительство, уступают разве только…
– Только?…
– Пьесам, славословящим правительство.
Лично мне казалось, что они должны быть куда более интересными. И кроме того, почему театры считают возможным оскорблять премьер-министра и при этом рассчитывать на то, что он даст им больше денег? Впрочем, как объяснил Хамфри, для артистов это самое обычное дело.
– Скажете, неблагородно? Да, они приползают к правительству на коленях и грозят кулаками…
– И бьют меня по голове своей нищенской сумой.
– Простите, господин премьер-министр, но они не могут бить вас по голове, пока стоят на коленях, – с привычным для него пристрастием к педантизму поправил меня Бернард. – Либо вы сами должны встать на колени, либо у них должны быть необычно длинные руки. Но поскольку…