Да не судимы будете
Шрифт:
Так еще не факт, что врежется и погибнет. А если живым останется, то догадается, чьих рук это дело. Нет, пусть лучше это случится здесь, в ее доме. Всегда можно переиграть, если она передумает идти до конца.
Как же страшно-то! Сердце словно пытается вывалиться из груди.
– Ты почему такая бледная?
– Плохо мне что-то. Головокружение, слабость. Принесешь мне градусник? Там, в кухне, я его на столе оставила.
Алла в ожидании опустила голову на подушку: допритворялась до того, что и в самом деле заболела. Неужели просквозило в кабинете? Не должно бы, ведь на
– Макс! – кинулась к нему Алла. – Макс! Что с тобой? Очнись же!
Она потрясла его за плечи, но тот даже не шелохнулся: глаза плотно закрыты, из уголка приоткрытого рта стекает тонкая струйка крови.
Алла в ужасе отскочила: кровь-то откуда? Нет, это уж слишком! Она до ужаса боялась одного только ее вида, а тут еще и труп в придачу. Почувствовав, как к горлу подкатил ком, помчалась в ванную. Опустошив содержимое желудка и напившись прямо из-под крана, присела на край ванны.
Неужели у него были проблемы с желудком, то-то он такой худой. А может, с печенью или с легкими? Да какая теперь разница, делать-то что? Умер он или еще жив? Что же она натворила!
Вернувшись, на цыпочках приблизилась к телу. Макс по-прежнему лежал без движения, в той же позе. Алла наклонилась и попыталась нащупать пульс на шее. Ей показалось, что под пальцами бьется еле ощутимая жилка: значит, жив!
Надо немедленно вызвать «Скорую», его еще можно спасти… И что она скажет врачам? Что пыталась убить человека, а потом передумала и вызвала их? Бред! Теперь ей придется идти до конца. А что это значит?
Добить Макса – и концы в воду. В какую еще воду! Тогда в землю. А лучше погрузить тело в его же машину, вывезти в лес и поджечь вместе с трупом. А как возвращаться обратно – пешком по лесной дороге? Нет уж!
Однако инстинкт самосохранения гнул свое, атакуя виски невыносимой болью: от тела нужно избавиться, немедленно! Ну, хорошо-хорошо, она согласна. А если он сейчас очнется? И поймет, в чем дело? Надо что-то решать. Главное – не видеть его лица и крови.
До Аллы вдруг дошла страшная правда: она собирается убить человека! Руки тряслись, как у дряхлой старушонки, ноги не желали двигаться. Но страх разоблачения, который сильнее страха убийства, уже толкал в спину.
Превозмогая ужас, Алла сбегала в гардеробную за ремнем от брюк, прихватила наволочку. Став на колени, накинула наволочку на голову Макса, чтобы не видеть его лица, но вдруг опомнилась: это же улика, указывающая на нее! Даже мурашки по коже побежали.
Нет, лучше использовать черный плотный пакет для мусора. Натянув его на голову Макса и накинув ремень на шею, с силой сдавила горло.
Внезапно рука тела ухватила ее за запястье. Алла вскрикнула и, высвободившись, сломя голову кинулась к выходу, сшибая на пути стулья и горшки с цветами. Но тело уже крепко держало ее за ногу.
Она рванулась, как безумная, выскочила в коридор и, перепрыгивая через ступени, ринулась вверх по лестнице, словно за ней гналась свора собак,
Неизвестно, сколько она так пролежала, а, придя в себя, оказалась в гнетущей тишине и полной темноте. Свет они не включали, так как на улице было еще светло, а две романтические свечи на столе в кухне успели догореть.
Алла с трудом поднялась, превозмогая боль во всем теле, и направилась в ванную комнату, зажигая по пути люстры. Кровавая рана на лбу, отразившаяся в зеркале, оптимизма не прибавила. Автоматически стала под душ, стараясь не думать ни о чем. Ледяная вода мгновенно взбодрила сознание, позволив уяснить происходящее.
Укутав голову полотенцем и надев махровый халат, обработала рану, залепила бактерицидным пластырем. Наверх не стала подниматься, легла в гостиной на диване, прислушалась. Мертвая тишина. Лишь где-то по соседству, наверное, дома через три подбрехивал сквозь чуткий сон пес, делая вид, что неусыпно сторожит хозяйское добро.
Чего она ждет? Что сейчас в гостиную войдет оживший Макс? Был бы жив, давно с ней расправился. А раз она цела, значит, что-то не в порядке с ним. Тогда зачем Алла тянет резину? Если что и решать, то срочно, так как завтра понаедут соседи по дачам, да еще с пронырливыми ребятишками, лезущими во все дыры. И соседки у Аллы слишком любопытные и словоохотливые, могут как бы невзначай заглянуть «на огонек». Хочешь не хочешь, а вставать придется.
Алла поднялась на второй этаж, порылась в богатом гардеробе. Темный спортивный костюм как раз кстати. Переодевшись, спустилась в кухню. Тяжелые шторы на окнах лучше задернуть.
Яркий свет хрустальной люстры озарил место преступления. И снова закружилась голова при виде недвижно лежащего тела с протянутой к выходу рукой. Словно Макс так и не оставил надежду ухватить свою обидчицу. Алла наклонилась и осторожно коснулась кисти. Это была рука мертвеца, холодная, со скрюченными пальцами.
Значит, Макс умер. И уже неважно, отчего: то ли благодаря большой дозе снотворного, то ли из-за удушения. С ним покончено, и она должна привыкнуть к этой мысли.
Алла на всякий случай дотронулась до запястья, проверяя пульс, но этого показалось мало. Ослабив удавку на шее, немного приоткрыла лицо трупа и поднесла к посиневшим губам небольшое зеркальце. Все говорило о том, что перед ней покойник.
Внезапно Алле, мельком скользнувшей взглядом по бледному заострившемуся подбородку Макса, на миг почудилось, что перед ней и не он вовсе, а какой-то незнакомец.
Нет, это просто шалят ее нервы, превратившиеся из-за трагических событий в лохмотья. Она прекрасно знает, что умершие никогда не похожи на живых. А когда-то в детстве, во время похорон отца, даже устроила матери истерику, обвиняя ее в том, что та положила в гроб какого-то незнакомого дядьку, чтобы скрыть правду об отце. Смерть наводит свой собственный макияж на лица умерших, до неузнаваемости меняя их и тем самым выражая свое милосердие: ведь так невыносимо тяжело расставаться с близким человеком, а чужой – он и есть чужой.